Витьке надо бы радоваться – сейчас он получит деньги и сможет купить дозу, – но вместо радости он почувствовал страх. Уж больно неприятно выглядел этот тип. И как это он так неслышно подошел? Даже гравий не скрипнул! Голос змеиный, и передвигается бесшумно, как змея ползет, стра-ашно…
Впрочем, в Витькином положении выбирать не приходится. Да и все его прочие знакомые тоже не сахар… если честно признаться – и сам-то он не очень хорошо смотрится со стороны. А при близком знакомстве – пожалуй, еще хуже. Не зря Илонка кроме как уродом его и не называет, пожалуй, что и права она…
– Принес, – ответил он, показав глазами на пакет.
– Молодец, – белоглазый потянулся к пакету, но Витька опомнился, схватил пакет, прижал к себе:
– Э нет, сначала деньги!
– Ты ш-што? – прошипел белоглазый, и глаза под капюшоном яростно сверкнули.
Впрочем, он тут же притушил их блеск и проговорил негромко, примирительно:
– Сам подумай: я же должен убедиться, что ты принес мне то, что нужно!
– Ладно… – Витька неохотно отпустил пакет.
Белоглазый достал из него Илонкину сумку, открыл ее, заглянул внутрь.
Какое-то время рассматривал ее содержимое, потом вытряхнул все на скамейку.
Витька и так знал, что увидит: старую расческу, упаковку салфеток, пакет молока, хлеб…
Белоглазый так и так перетасовал содержимое сумки, поднял взгляд на Витьку и прошипел:
– Это вс-се?
Витька пожал плечами: мол, сам видишь.
– Больше в сумке ничего не было?
– Конечно, ничего.
– Ты ничего из нее не взял?
– Ничего. Да зачем мне что-то оттуда брать? Ты же видишь, что там одна дрянь…
– Да, действительно, зачем… – протянул белоглазый, еще раз перетасовав вещи на скамейке.
Потом поднял сумку, потряс ее, перевернул, снова потряс, прощупал изнутри и снаружи и снова бросил на скамейку. Повернулся к Витьке, сверкнул глазами:
– Ты ещ-ще с кем-то с-сговорился? Ты это кому-то продал? Признавайс-ся – продал?
– Да что ты такое говоришь! – возмутился Витька. – Кому я мог продать? Я, как только достал эту сумку, сразу же сюда пришел… хотел поскорее тебя найти. – Он перевел дыхание и торопливо, преодолевая страх перед белоглазым, проговорил: – Слушай, не знаю, что ты там хотел найти, только у нас с тобой был договор – я тебе принесу Илонкину сумку, и ты мне заплатишь. Про все остальное разговора не было. Все остальное меня не касается. Все остальное – это уже твои дела. Вот она, сумка. Я свое дело сделал – так что давай деньги – и разойдемся, как говорится, по-хорошему. Мне здесь с тобой лясы точить некогда.
– Деньги? – переспросил белоглазый, как будто услышал незнакомое слово.
– Да, деньги, деньги! – заторопился Хорек. – Мне срочно нужно… и пацанам я обещал… они ждут, когда я им деньги принесу! Я ведь им обещал, можно сказать, слово давал – а слово нужно держать. Так что давай деньги, не тяни.
– Деньги… – протянул белоглазый задумчиво. – Деньги – это не самое главное в этой жизни.
– Чего? – зло переспросил Хорек. – Чего ты несешь? Если деньги не самое главное, то что?
– Для кого что. Для меня вот, например, очень важно, что ты слишком много знаешь. И любишь болтать с кем попало, язык у тебя, как говорится, без костей. Опять же за дозу ты наизнанку перед кем угодно вывернешься, это уж точно.
– Я? Да я вообще могила! – заторопился Витька. – Я если надо, никому ни слова!
– Это уж точно – никому ни слова! – кивнул белоглазый и полез в карман своей куртки.
– Эй, ты чего это? – испуганно пробормотал Хорек, следя за его руками. – Ты зачем это?
Но белоглазый, словно не замечая его беспокойства, продолжил:
– Для тебя ведь тоже есть кое-что важнее денег. Тебе ведь сейчас нужны не деньги, тебе нужна доза, которую ты за эти деньги можешь купить у Длинного…
Хорек хотел спросить, откуда этот тип знает Длинного, – но отвлекся: он увидел, что белоглазый достал из кармана длинную пластиковую коробочку, открыл ее…
В коробочке лежал шприц, наполненный беловатым раствором. Раствор был того же цвета, что глаза под капюшоном.
– Что это? – прошептал Хорек, в глубине души уже обо всем догадываясь.
– А ты как думаешь? – Белоглазый вдруг схватил его за руку, вонзил шприц прямо сквозь рукав и нажал на поршень.
Витька хотел было оттолкнуть этого человека, вырвать шприц – но внезапно его охватило странное равнодушие.
Зачем бороться, зачем сопротивляться? Может быть, этого он и хотел? Может быть, этого он и ждал всю жизнь? Во всяком случае, его сразу перестало ломать, прекратилась противная дрожь, по телу разлилась удивительная легкость. Ему показалось, что сейчас он взлетит, поднимется над этим унылым районом, поднимется над всей своей бессмысленной и некрасивой жизнью…
Человек в темной куртке с опущенным на глаза капюшоном посадил мертвеца поудобнее. Теперь со стороны казалось, что он просто задремал на скамейке и, судя по легкой улыбке, видит приятные сны.
Однако старушка, присевшая через несколько минут рядом, потому что сил не было тащить тяжелую сумку еще два квартала до дома, почувствовала что-то нехорошее, потому что покосилась опасливо, потом вздохнула и заковыляла поскорее прочь, от греха подальше.