Колокольня

Андрей лежал на холодном крыле самолета. На его груди, продолжая надрываться от смеха сидел пилот. Он держал свою руку около лица Андрея. Из синих кистей вырывался такой же как в этом странном мире, только в сотню раз плотнее туман. Он полз в горло, а дальше вниз, в желудок. Туман был склизкий и холодный. Андрея рвало. Он извивался, пытался отвернутся. Но пилот только смеялся, продолжая испускать из кистей темный, похожий скорее на дым, туман. В конце, когда пилот слез с него, и отошел на несколько шагов, продолжая немного посмеиваться, туман начал шевелиться внутри Андрея. Он пробил желудок, потянулся к позвоночнику, начал втекать в мышцы, сжимать кости. Андрей хотел закричать, но дыхание перехватило. Зато пилот, перестав смеяться как будто между делом спросил: «Так ты видел её?». Андрей не мог ему ответить. Он корчился на широком крыле самолета в надежде, что это поскорее пройдёт. Но пилота такой вариант явно не устраивал. Он подлетел к Андрею и, наклонившись, снова спросил: «Так ты видел или нет?». И когда Андрей опять ему не ответил, он, наклонившись ещё ближе, начал визжать: «Видел или нет?! Видел или нет?!». Андрей, продолжая извиваться, пытался ему ответить, чтобы прекратить это истязание для его ушей. Но легкие не слушались. «Видел или нет?! Видел или нет?! Видел или нет?». Боль начала понемногу отступать. «В голове вертелась мысль: «Интересно, как у него выдерживают связки». Как только боль немного откупила, Андрей напряг, каждую клетку своего тела и выдохнул: «Видел». Пилот, набирая воздух для новой тирады одинаковых вопросов, выдохнул. И уже хрипло прошептал: «Хорошо, вниз». Андрей, как бы холодно ему не было, растекся на крыле. Он очень устал от боли, он очень устал от криков пилота. Из-за влаги и холода, он уже совсем не чувствовал своих ног. Снимать штаны уже было поздно. Холоднее уже быть просто не могло. «Вниз!», – снова начал визжать пилот.

Андрей подошел к зеркалу. Весь его торс и спину теперь опоясывали татуировки цепей из темного тумана. Цепи медленно шевелились, стягивались. Андрей умылся, татуировки давили. «Они будут вечно стягиваться. Такова цена силы, но казалось бы: если они будут так долго стягиваться, то в какой – то момент они окончательно тебя сожмут. Но нет, они будут просто давить и напоминать, кому ты служишь и чья эта сила», – опять тихо и грустно бормотал пилот.

Они зажгли керосиновую лампу. Стало немного теплее. Штаны, наконец, высохли, ноги болели. Туман выходил из кончиков пальцев Андрея и постепенно заполнял самолет. «Сожми! Сожми! Сделай его острым!», – надрывался пилот. Андрей нахмурился, у него очень сильно болела голова. Туман втянулся сам в себя, превращаясь в тонкую линию лезвия. Андрей боялся пилота. Его непредсказуемость пугала, его внешний вид пугал, его непонятная сущность пугала. «А теперь расслабься! Расслабься! Ему надо втянуться! Расслабься!». По ушам опять резануло. Андрей хотел поинтересоваться, как можно расслабиться, когда он рядом, но вместо этого попытался выполнить указание. Пилот пугал его. Туман тут же потянулся к кончикам его пальцев. Татуировки снова сдавили тело Андрея. Он поморщился. Накатила легкая слабость. Выпускать туман было хорошо. Это было похоже на чувство, когда ты только что снял очень тугую обувь. И хотя бы это маленькое удовольствие немного успокаивало. «Это было сложнее чем я думал, – почти нормально сказал пилот, – иди наверх, тебя ждут». Пилот подошел к сундуку, открыл крышку, полез внутрь. Еще несколько секунд из сундука доносились звуки, но потом, всё внутри самолета затихло.

Глава 8

Андрей открыл глаза. Он лежал на грубом деревянном полу. Железные ребра кованного люка больно врезались в лопатки. Над ним весел колокол. Андрей попытался подняться, но не успел он встать на колени, как к нему, как громыхающий поезд, с визгом вносящийся на перрон, влетело всё: холод, боль, жестокость, сила. Он помнил, как сидел на коленках на острове, обвитым туманом, как из его рук вытек длинный нож, из того же тумана, как он вспорол себе живот, и как кровь лилась и застилала его глаза. Андрей быстро посмотрел вниз. Внизу была длинная неровная розовая рытвина. По внешнему виду, шраму было несколько месяцев. Андрей напрягся, аккуратно встал на ноги. Он был на верхушке колокольни. Она была высокой, но не той, эта была не та колокольня, поражавшая своими размерами и величием. Андрей огляделся.