«В конечном счете источником всех бед России стала детская» – так высказался сэр Бернард Пейрс (фраза-эпиграф к книге Роберта К. Масси «Николай и Александра»). Возможно, он прав. Никто не знает, как бы сложились обстоятельства, будь Цесаревич весел и здоров.
Наверное, Григорий Распутин, пешком пришедший в Петербург просить денег на строительство церкви в своем родном селе, получил бы их, вернулся бы в Сибирь и никогда бы не потревожил больше царствующих особ России. Он ведь действительно мечтал о постройке церкви: по его убеждению, тот, кто сможет возвести храм, – становится угодным Богу.
Где теперь эта церковь? Она разрушена давным-давно. О ней и не вспоминают. А ведь Григорий получил пять тысяч от Царя, вернулся в Покровское и построил ее. Выполнил задачу, осуществил мечту. Потом – стал невольным участником интриг. Его пытались разыгрывать как козырную карту. А он внимал только собственному голосу внутреннему и никого более не слышал. Иначе речи его не были бы чисты, он силу свою бы потерял. Мало кто знает этот секрет.
Солгал – и остался в немощи, как и был.
«Стиль записок Распутина министрам был недопустимым, властно и коротко он требовал исполнения своих приказаний, он правил Россией. Я видел такие записки – это грязные каракули, грубо повелительные по стилю. Назначения, повышения, отсрочки, милости, подачки, субсидии – так и сыплются по его приказанию. Если дело особенно важно, то он передает записку непосредственно Царице и прибавляет „Вот. Сделай это для меня“». – так пишет Морис Палеолог в своей книге «Царская Россия накануне революции». Мужик правил целой страной! Малограмотные, нелепые, но простые и, по мнению Григория, учтивые послания членам правительства на клочках бумаги: «Милай дарагой прими его и сделай, он хароший» – рассылались министрам и важным чиновникам без разбору, отказать никто не смел.
Но в той же книге есть слова Григория, сказанные Царице:
«Утешься. Когда мужик умирает за своего Царя и свое Отечество, еще одна лампада зажигается перед престолом Господним».
И как объяснишь?
В руки убиенного Григория Распутина благочестивая Акилина, бывшая одержимая, вложила письмо императрицы, вот текст этого письма:
«Мой дорогой мученик, дай мне твое благословение, чтоб оно постоянно было со мной на скорбном пути, который останется мне пройти здесь на земле. И помяни нас на небесах в твоих святых молитвах».
Успокаивали Царицу, умиротворяли Цесаревича, нуждались в слове Григория великие княжны. И плакали по нему вместе. Убили Григория – скорбь великая для Семьи. Для всей России. Начало конца.
И как объяснишь?
«Для мира все не сделаешь, все будут говорить, всегда найдут. Насколько силы и возможности мы кажем любви чистой идеал и показываем примером. Был у нас Современник (Христос) и делал все чистое идеальное для любви, а все находили гадости, и делали разные уловления на Его чистую любовь. Изловили, думали на пользу, а вышло им на скорбь, а нам на утешение». – Это тоже слова Григория Распутина.
Распутин был соткан из противоречий. Его нельзя ни обвинить, ни оправдать, он не кривил душой, он поступал так, как ему представлялось верным. И не его вина, что ситуация сложилась нелепая и слово его было почти законом в Российской империи. Он появился во дворце, его приняли.
Убийца его, князь Феликс Юсупов, до последнего дня жизни зарабатывал воспоминаниями о своем злодеянии. Это факт.
«Я имею твердую и полную уверенность, что судьба России, точно так же, как судьба Моя и Моей Семьи, находятся в руках Бога, который поставил меня на Мое место. Что бы ни случилось, я склоняюсь перед Его волей, полагая, что никогда Я не имел другой мысли, как только служить стране, управление которой Он мне вверил», – слова Николая Второго.
И знаменитая фраза «Кругом измена, и ложь, и предательство» – из дневника Николая Второго, в ночь после отречения.
Слова Уинстона Черчилля о последнем русском императоре Николае II, сказанные в черчиллевской работе
Поскольку эта часть многотомного труда на русский язык до сих пор не переведена, то цитата дается обычно по исследованию С. С. Ольденбурга «Царствование Императора Николая II», ею заканчивается второй том книги Ольденбурга: