Строгость Женьке дается с трудом, и все же подруге хватает нескольких слов, чтобы привести меня в чувство, прогнав страх. За время нашего знакомства она привыкла к переменам в моем настроении и сейчас говорит, не допуская сомнения в голос. Своим уверенным ответом давая понять, что я важна для нее. Просто Крюкова, такая, как есть – яркая, несуразная, в коротком кричащем наряде. И я почти ненавижу себя за проявленную слабость. За то, что огорчила ее, и за то, что так легко позволила Рыжему проникнуть под наглухо застегнутый для всех панцирь.
Люков отстраняется, позволяя обнять невесту, и я тут же благодарно касаюсь губами ее щеки.
- Да. Спасибо тебе, Женька! Ты самая лучшая!
- Бампер! - слышу за спиной сердитый рык Ильи. – Твоих рук дело? Убью, партнер!
И неожиданно бесцветный голос Рыжего гада.
- Да ладно, Люк, остынь, я пошутил. Кто виноват, что подруга твоей птички такая впечатлительная.
Да уж. Впечатлительная. Что есть, то есть. Руки вновь сжимаются в кулаки от желания почесать их о чье-то наглое лицо, которому так идет кривая ухмылка. Я поворачиваюсь, чтобы высказать Бамперу все, что думаю о нем, но наткнувшись на пристальный взгляд, не произношу ни слова. Просто ухожу к гостям, нацепив на лицо улыбку, с мыслью, что мне не нравится, как он смотрит на меня. Так, как будто ему есть, за что меня жалеть.
Да пошел он!
Церемония бракосочетания Ильи и Женьки в ЗАГСе проведена по всем правилам, я рада за друзей, и улыбки, которыми мы обмениваемся с Рыжим, традиционно скрепляя таинство брака каждый своей подписью, искренни и сердечны. Бампер корректен и вежлив, я больше не слышу от него смешков с упреками и расслабляюсь, позволяя себе, пусть на время, забыть о переживаниях последних недель и просто наслаждаться праздником. Но настоящий праздник ждет всех, когда гости оказываются в загородном поместье отца жениха.
Большой Босс потрясает размахом щедрости и широким подходом к жизни. Дом к торжеству убран по-королевски, и я, пожалуй, как добрая сотня гостей, что оказались в поместье впервые, целый час просто таращусь по сторонам, от изумления забыв закрыть рот. Придя в себя, весь вечер исполняю почетную роль свидетельницы, развлекая народ криками «Горько», и только когда молодые вдруг исчезают, а вошедшее в пик торжество позволяет остаться наедине с собой, уединяюсь на балконе, с удивлением обнаружив в телефоне семь непринятых звонков от Серебрянского.
- Вова? Привет, - здороваюсь с парнем, две недели назад по доброй воле перешедшего в статус «бывший», когда он сразу же отвечает на звонок знакомым «Алло».
- Вовка, ты звонил? Я скучаю.
- Звонил. И я.
- Тогда почему? – между нами нет недомолвок, и так все ясно, но я снова задаю ему изводящий меня вопрос. – Почему ты не здесь, не со мной?
- Ты сама знаешь «почему».
- Но если тебе не все равно, если ты скучаешь, какая тебе разница? Пошли всех к черту!
- Не надо было обижать их, Тань.
- А меня? Меня, значит, можно было обижать?
- Но они ведь сказали правду.
- Какую? Что я невоспитанная хамка? Или что слишком глубоко засовываю язык в рот их сыночка?
- Что ты слишком много позволяешь себе прилюдно, и да, не следишь за своим языком.
- Но если мне хочется поцеловать тебя или просто обнять, почему я должна скрывать свои чувства? Это же твоя семья. Предполагается, что они тебя любят! И почему я должна бояться что-то сказать?
- Я объяснял тебе: в нашей семье не принято так бурно проявлять эмоции. Говорил не раз. Неужели так трудно было сдержаться? Всего каких-то полчаса, пока мы были в гостях! Я не против, чтобы ты лезла с поцелуями, когда мы наедине, но когда за столом, и отец пытается до тебя достучаться… Когда мать делает тебе замечание, а ты, вместо того, чтобы вежливо ответить на вопрос, просто его не слышишь…
- А если мне захотелось? И потом, он говорил ерунду! И мать тоже! Я нормально одеваюсь! Тебе же нравилось!
Серебрянский тяжело вздыхает, и крылья за моей спиной, едва встрепенувшись, тут же никнут в предчувствии необратимого.
- Тань, извинись, и все будет по-прежнему. Что тебе, трудно? Почему ты упрямишься?
- Не могу.
- Ты не хочешь, так и скажи.
- Не хочу.
- Я люблю тебя и прошу так мало. Если ты тоже меня любишь…
- Серебрянский, не начинай…
- Вот! Ты никогда этого не скажешь, Крюкова! Никогда.
- Не понимаю.
- Не скажешь, что любишь меня.
- Перестань говорить чушь! Ты же знаешь, что да. Просто я не люблю все эти сопли, вот и все.
- Не верю.
- Но я же говорила!
- Только когда я тебя просил. Ладно, Тань. Извини, что позвонил. Просто мне вдруг показалось, что сегодня может что-то измениться. Но нет.
- Вовка?
- Да, пусть лучше ты услышишь от меня. Я помирился с Наташей. Мы уже неделю как вместе, так что глупо дальше скрывать от тебя наши отношения. Надеюсь, ты не станешь донимать Сомову в университете? Не ее вина, что у нас все так вышло.
- Помирился?.. Но, как же…
- Вот так, просто. Позвонил, и она пришла. В отличие от тебя, Наташа всегда готова идти навстречу и простила меня. Простила, что уходил к тебе.