Колония

Он внимательно смотрел вокруг, выискивая траву, недавно примятую лапами кроликов, прослеживая путь к норке, возле которой есть свежий след. Поставил у норки сеть, присел рядом, стал дожидаться кролика — тот выскочил почти сразу. Завернул его в сеть, схватил за задние лапы, поднял, размозжил голову о камень. Вытащил кролика из окровавленной сети, положил на траву, нарисовал перепуганные глаза и розовый язык, свесившийся изо рта сбоку, между покрасневшими зубами сбегает струйка крови. Смерть кролика, посвежее, чем у вас, мистер Ллойд. Поднял кролика и пошел дальше, выследил и убил второго. Положил обоих на землю, лапами внахлест, стал зарисовывать, сперва карандашом, потом углем, снова и снова, чтобы ухватить момент смерти, в данном случае — внезапной, пара секунд — и все кончено, один удар, а вот у отца смерть была медленной, море заливалось ему в джемпер, в брюки, заполняло ботинки — зашнурованы слишком туго, не сбросишь, рыбацкие ботинки, настолько тяжелые, что учиться плавать бессмысленно, потому что, если ты оказался в воде в этих ботинках, смерть неотвратима. Лучше не носить таких ботинок. Не становиться рыбаком. Лучше стать художником, изображать смерть, а не умирать самому.

Он взял кроликов, повернул к деревне.

На кухне сидели Михал и Франсис, пили чай с мамой и бабушкой. Джеймс положил кроликов на стол.

Мы, пожалуй, на ночь останемся, сказал Франсис. Попируем.

Вы бы в любом случае остались, сказал Джеймс. Бабушка налила ему чаю. Он сел.

Мы потом на рыбалку, Джеймс, сказал Франсис. Пойдешь с нами?

Я кроликов принес. На сегодня хватит.

Мы тебе отдадим часть улова.

Он помотал головой.

Пора начинать зарабатывать, Джеймс.

У меня все путем, Франсис.

Бан И Нил подала внуку кусок хлеба, намазанный маслом, но не вареньем.

Ты бы все-таки сходил с ними, Джеймс, сказала она.

Бабушка, у меня все путем.

Джеймс долил в чай молока.

Тебе пора зарабатывать, Джеймс, сказала Бан И Нил.

Он выпил чай. Съел хлеб.

Буду, бабушка. Только не рыбалкой.

Бабушка поджала губы и медленно кивнула.

Ты что имеешь в виду, Джеймс?

Он повернулся с Михалу.

Вы после рыбалки вернетесь?

Вернемся, Джеймс, сказал Михал.

И на ночь останетесь?

Да.

Дадите бабушке немного рыбы?

Я дам, сказал Михал.

И денег за то, что она обслуживает двоих гостей?

И денег дам.

Джеймс допил остатки чая.

Спасибо, тогда пока у нас все путем.

Марейд встала убрать со стола.

Не путем, Джеймс, сказала она.

Еда у нас есть, мам.

Есть. На сегодня. Но не на зиму.

О зиме зимой и подумаем.

Она покачала головой.

Ты б сходил с ними, Джеймс. Поучился.

Он посмотрел на нее, медленно поставил чашку на стол. Поднялся, зашагал из кухни в мастерскую, дыша стремительно, тяжело, навалился на дверь, закрыл ее плотно, чтобы никто не явился к нему с тяжелыми ботинками и вязаным джемпером. Не нужен мне твой джемпер, мам. В этих джемперах тонут. Это, мам, не для меня. Я не согласен. Я не хочу быть рыбаком. Поддерживать традицию. Традицию утопленников. Он взял чистый лист бумаги, стал рисовать карандашом: два мертвых кролика на траве, три мертвых рыбака на дне моря.

Не для меня, мам, сказал он.

Сквозь хлипкие оконные рамы проникали крики чаек: птицы перекликались, но уже не так шумливо, как утром, потому что успели наполнить желудки, утренняя голодная суета поутихла, теперь можно отдохнуть, поиграть, позабавиться — потребности удовлетворены. Мне тоже так хочется. Кролики пойманы, еды на день хватит, впереди много часов, свободных от обязательств. Как вот у Бан И Флойн, там, на холме. А вот у тебя, Михал, все совсем не так, да? Тебе всегда нужно больше: больше заполучить, больше приобрести — рыбину покрупнее, дом попросторнее, лодку повместительнее, может, когда-нибудь будет у тебя две лодки, два дома, как у твоего брата в Америке, ты ему докажешь, что поступил правильно, когда остался, что и ты можешь бросать объедки какому-то там Франсису, мальчишкам вроде меня, а Франсису-то нужны твои объедки, нужны, чтобы приваживать мою мать, приманивать его на твои объедки, чтобы потом выплевывать собственные объедки в нее, в постели брата. А мне ничего этого не нужно. И вас не нужно. Не хочу я лодки повместительнее. Вообще не хочу никакой лодки. Он взялся за кисть: оранжевый, розовый, желтый — цвета, которыми Ллойд не пользуется, а значит, не хватится. Вот если я изведу серый, зеленый, бурый, синий, он меня точно выгонит. Он написал деревню, основываясь на открытках, которые бабушкина сестра присылала из Америки, она предпочитает белый и синий греческих островов зеленому и бурому нашего острова. Джеймс кивнул. Наверное, она права. Может, мне стоит туда уехать. Там поселиться. Хотя и там повсюду лодки. Он скопировал квадратные греческие домики, но поместил их на родной остров, выкрасил в оранжевый, розовый и желтый цвет. Землю закрасил грязновато-зеленым, небо — серебристо-серым, смесь дождя, солнца и туч. Он работал, пока не услышал, как мать зовет всех к ужину, и удивился, что Ллойд уже сидит за столом.

Я вас не ждал, сказал Джеймс.

Кролики дали знать — у них переполох.

Надо же, сказал Джеймс.