Колонизация Новороссийского края и первые шаги его по пути культуры

В последнее время своего исторического существования Запорожье, как мы видели, переходило мало-помалу к оседлому земледельческому быту; в пределах его возникло значительное количество сел, деревень и хуторов. Эта мирная колонизационная деятельность запорожских казаков и их «пидданных» продолжается и после политической смерти Сечи и представляет весьма заметное явление в общем ходе вольной народной колонизации бывших запорожских «палестин». Несмотря на то, что правительство далеко не оказывало ей такого содействия, как иностранцам и многим великорусским поселенцам, немаловажную роль в этом случае играло то обстоятельство, что к запорожцам в момент уничтожения их политической самостоятельности относилась подозрительно и центральная власть, и многие местные деятели. После уничтожения Сечи вся ее войсковая и старшинская казна была конфискована и из нее образован так называемый городской капитал (более 120 тысяч рублей) для выдачи ссуд жителям Новороссийской губернии[151]: так и после смерти своей Запорожье оставило наследство, служившее для тех же целей колонизации, которые некогда преследовало и само «товарыство». Еще важнее было другое наследие, оставленное покойным Запорожьем, – это его «обширные» и богатые «Палестины», которые опять-таки, подобно денежной казне, достались, как увидим далее, другим… Очень вероятно, что запорожцы могли бы заселить сами значительную часть своих «вольностей», если бы они не были отданы помещикам и иностранным выходцам. Впрочем, факты живой действительности взяли свое, побороли предубеждение против запорожской колонизации: и мы видим, что лица, хорошо знакомые с местными условиями жизни (вроде, например, Черткова), после 1775 года начинают покровительствовать устройству запорожских поселков. Да и могли ли они поступать иначе, когда эта вольная народная колонизация оказывалась наиболее действительной и не стоила правительству почти ничего, между тем как иностранцам, например, приходилось выдавать огромные ссуды? Если мы обратимся к наиболее значительным селениям нынешней Екатеринославской губернии, то увидим, что многие из них представляли некогда «старожитные» казацкие займища, зимовники, хутора; тут в землянках и мазанках бессменно проживали женатые казаки со своими семействами, челядью, наймитами, хлопцами и малюками. «Ловкий и аккуратный запорожец Горленко, – говорит преосвященный Феодосий, – произведенный Чертковым в волководского комиссара Горленского, согласно видам и желаниям Черткова, при содействии преданных ему запорожцев, скоро основывал на казацких зимовниках слободы и заселял их народом семейным и оседлым… Незабвенный в летописях Запорожья, доселе живущий в памяти народной под именем «дикого попа» лейб-кампании священник отец Кирилл Тарловский – друг и благодетель человечества, ближайшее и самое доверенное лицо Черткова, при содействии иеромонахов Самарского монастыря, оживил и заселил степи орельские и терновские; в короткое время он основал 24 слободы и устроил в них 12 церквей с шпиталями и школами при них»[152]. Вообще, малороссийские слободы в большинстве случаев были обязаны своим происхождением энергии и колонизаторской деятельности отдельных лиц, так называемых осадчих. Вот как, например, основалась государственная слобода Вязовок. В 1775 году азовский губернатор Чертков пожелал основать слободу Вязовок; межевая экспедиция отвела землю, а «вахмистр Вас[илий] Мураев сам вызвался быть осадчим слободы Вязовка, населителем, колонизатором и организатором ее. Для успеха в этом деле, получив лейб-кампании священника отца Кирилла Тарловского благословение и денежную помощь, осадчий Мураев поручил Мих[аилу] Белостоцкому, в указанных и намеченных местах, строить в слободе землянки и хаты-мазанки, а сам отправился во все стороны в места дозволенные стачивать народ семейный, приглашать его на оседлую жизнь в новую государственную слободу Вязовок. Богатые, роскошные и плодородные степи самарские вполне отвечали стремлению народному, и весною 1776 года явилось в слободу Вязовок значительное количество насельников – людей семейных и оседлых, из народа вольного и свободного. Осадчий Мураев назначен уже был смотрителем слободы Вязовка, а житель Вязовка Радченко был атаманом общества»[153]. Наиболее выдающеюся личностью в этом деле является запорожский полковник Афанасий Федорович Колпак[154]; его «хлопец и малец» Сергей Лот в зимовнике его осадил 50 дворов казаков и основанную таким образом слободу назвал в честь своего «татуся» Колпаковкой[155]. Любопытный пример обращения запорожского селища в слободу представляет Гродовка (в Бахмутском уезде Екатеринославской губернии). «В обширнейших, роскошных и богатых степях между Торцом и Солоненькою, – говорит преосвященный Феодосий, – часто проживали запорожцы и грели животы свои… По уничтожении в 1775 году последней Сечи запорожской, жившие в балке Холодной запорожцы, согласно видам и желанию азовского губернатора Черткова, со всех сторон начали стягивать к себе на жительство семейный 1788 году в государственной слободе Гродовке постоянных жителей поселян малороссийской нации было обоего пола свыше 800 душ.[156] А. Пишчевич (который вообще относится к запорожцам очень враждебно) передает, что из запорожских хуторов возникли местечки Глинск, Крылов, Табурище, Крюковск, и только сожалеет при этом, что по именам «этих разбойников» были названы иногда населенные местности[157].