В 1786 году меня назначили на военный 72-пушечный корабль «Святой Александр», который несколько месяцев тому назад был спущен в Херсоне, снабжен соответственным экипажем и должен был присоединиться в Севастополе к Черноморскому флоту. Приняв у Кинбурна на борт необходимую артиллерию, мы 26 августа отправились с попутным ветром в море; но едва вышли из лимана, как ветер переменился, и мы увидели себя в необходимости снова бросить якорь у острова Ады. 27 числа вечером, в 8 часов, ветер опять сделался попутным; весело снялись мы с якоря и на всех парусах пустились в море. Но роковой час пробил. Памятный мне и всему экипажу ужасный день! Двадцать миль, пройденные нами в три часа, были первыми и последними, которые сделал «Святой Александр». В двенадцатом часу ночи ветер внезапно превратился в бурю, шедшую с моря, и погнал со всею силой корабль на берег. Руль и паруса отказывались служить, и стало очевидно, какая ужасная участь ожидала всех нас. Все, что только могли сделать искусство и человеческие силы, было сделано, чтобы по возможности спасти корабль и людей. Действительно, даже теперь еще, когда я вспоминаю о том ужасном положении, в котором мы находились, когда думаю об этом хладнокровно, меня прохватывает дрожь. Громадными волнами и силою свирепевшей бури наш корабль бросило на камни и разбило у Таврическаго берега, недалеко от Тарханхута. Было половина первого ночи. Покрытое облаками небо, придававшее еще более ужасный характер этой ночи, скрывало от наших глаз близлежащую землю. Ни звездочки не было видно; а на нее страдающий человек, угнетенный чувством бессилия, охотно смотрит, как на символ близкой помощи. По-видимому было неизбежно, что изо всех 800 человек, составлявших экипаж судна, ни один не спасется от бесславной смерти в волнах. Рубка мачт, бросание за борт пушек, с целью облегчить судно и по возможности помешать ему погрузиться в воду, ужасное смятение среди людей, одно это уже могло навести страх на самого твердого человека. Каждый, думая, что и его ничтожный багаж может обременять корабль, бросал его за борт. Наконец, все было очищено. Корабль засел между двух камней, до половины наполненный водою, и вдобавок каждая значительная волна приподнимала его и снова ударяла о скалы. Ежеминутно ждали, что он совершенно развалится. Казалось, недостает еще только одного удара волны, чтобы все мы безвозвратно погибли. Самому командиру корабля, капитану Домажирову, ничего не оставалось более, как объявить экипажу, чтобы каждый приготовился молитвою к смерти, так как уже нет спасения от гибели. Тут произошла сцена, которая по своему потрясающему действию превзошла все до сих пор бывшее с нами. Весьма многие из матросов и морских солдат, которым навсегда приходилось остаться в Севастополе, были женаты. Между мужьями и женами раздавались крик и плач, которых не передаст никакое описание; ибо самый простой Русский питает нежное чувство к своей жене, и кому же неизвестно, как страстно они любят своих детей? Явился корабельный священник: все плача и молясь пали на колена; матери поднимали вверх своих малюток и молили, чтобы Бог сжалился хоть над их неповинностью, если уже сами оне должны погибнуть. Жаркие мольбы громко воссылались к небу и заглушались ужасным шумом волн и бури. Уныние и отчаяние на всех лицах.
Благодетельное влияние оказывают лучи живительного солнца, падая на предмет, который нуждается в их действии. Так было и с нами. Хотя и медленно, но тем радостнее восходило для нас солнце надежды и новой жизни. Едва забелелось утро того дня, который после столь ужасной ночи должен был решить нашу участь, как море стало успокаиваться. Любовь к жизни и надежда на дальнейшее сохранение ее возвратились в сердца измученных людей: вблизи оказалась земля, которую Провидение предназначило для спасения нашего от гибели. Тотчас же были спущены три корабельные шлюпки. Кто не умел плавать – прыгал в одну из них, и таким образом были спасены по крайней мере те, которые наиболее нуждались в помощи. Триста человек экипажа, не попавших на лодки, должны были попытаться переплыть от места нашей стоянки до берега, находившегося на расстоянии почти целой версты, и все благополучно вышли на сушу. Только нескольким больным, которые лежали в нижней части корабля и о которых забыли в минуту общей опасности, пришлось погибнуть от воды, врывавшейся с неудержимою силой.