Колонизация Новороссийского края и первые шаги его по пути культуры

Теперь самое важное для нас, столь счастливо спасшихся, было ближе узнать землю, которая нас приняла. И тут наше прежнее уныние обратилось в радость и довольство. Берег, на который мы вышли, был пуст; никакого следа, чтобы люди посещали его или тут жили. Сверх того у нас явилось две потребности, удовлетворения которых так настоятельно требует природа, не допуская никакого отлагательства: разумею потребность в пище и еще больше в свежей воде. Из разбитого корабля, обломки которого, к счастью, держались еще в продолжении нескольких дней, мы ничего не могли взять в день нашего спасения по причине весьма сильного волнения. На другой день, напротив, буря прекратилась совершенно, море успокоилось, и можно было безопасно попытаться послать лодки с людьми на разбитое судно, чтобы достать находящиеся там съестные припасы. Бочки с мясом, сухарями, которые, к сожалению, уже очень попортились от морской воды, с водкою и, что всего важнее, бочки со свежею водой были привезены на берег, и таким образом люди были на некоторое время спасены от голодной смерти. Озабочиваясь тем, что предстоит впереди, капитан Домажиров послал в самый день нашего избавления несколько человек в глубь страны, разузнать, нет ли какого-нибудь селения или, по крайней мере, человеческих следов; посланные возвратились вечером усталые, измученные, истомленные голодом и принесли неутешительное известие, что куда они ни ходили, все было пустынно и необитаемо, как и самый берег. На другой день снова были посланы на разведку офицер, два солдата и один татарин в качестве толмача. Из предосторожности им дали провианта на несколько дней. Пройдя несколько миль, они нашли лошадиный след, который привел их, наконец, к казачьей станции, какие существовали тогда в Тавриде. Здесь нашли они казака, обязанность которого состояла в том, чтобы отправлять почту и доставлять письма из Левкополя в Козлов. Казак проводил наших искателей в ближайшую богатую татарскую деревню, откуда они потом прошли до места жительства каймакама.

К счастию, известие о крайнем положении потерпевших крушение было обращено к человеку благомыслящему и сострадательному: каймакам тотчас же распорядился послать на берег обоз в 13–14 фур со всякою провизиею и питьем. Только на шестой день с тех пор как мы томились в нашем случайном изгнании прибыл караван, в сопровождении самого каймакама и посланных нами людей. Весьма естественно, что мы уже опять начали было мучиться опасениями, не заблудились ли наши люди, или не погибли ли от недостатка в съестных припасах в пустыне, потому что мы считали пустынею эту страну. Представьте же себе, что было с людьми, которые, принужденные, разумеется, к тому необходимостью, ограничивали свое пропитание в продолжение нескольких дней сухарями, почти негодными в пищу, от проникшей в бочки и мешки морской воды, скудно отмеренною порцией свежей воды и небольшим стаканом хлебного вина; вдруг они видят, что к ним везут съестные припасы. Громкий крик в подобных случаях есть первое проявление ощущаемой радости, которая и выражалась на лицах и в словах всех наших людей, как скоро у места крушения остановились запряженные верблюдами арбы, т. е. двухколесные татарские телеги. Благодаря заботливости и усердному содействию достопочтенного каймакама, мы на 12-й день после кораблекрушения были снабжены необходимыми перевозочными средствами, которые состояли из упомянутых телег, запряженных верблюдами или быками. Мы могли теперь отправиться в Козлов (Евпаторию), в который и прибыли 16 сентября 1786 г., миновав на пути несколько татарских деревень с зажиточным населением. Начальствовавший в Козлове чиновник вскоре распорядился перевезти людей в Севастополь на нескольких стоявших в гавани судах. По долгу службы я сопровождал их и, по благополучном переезде, мы достигли 19 сентября до места нашего назначения.

Севастополь в 1786 году