Колонизация Новороссийского края и первые шаги его по пути культуры

Следующие дни, в продолжение которых Монархиня счастливила своим присутствием Херсон, были проведены частию в дружеской беседе, частию в поездках и прогулках пешком, в чем иногда принимал участие и граф Фалькенштейн. Самая замечательная из прогулок была та, которую Императрица в сопровождении графа и большой свиты совершила вниз по Днепру до Кинбурна и Очакова. По высочайшем возвращении в Херсон было отдано приказание приготовиться к отъезду в Петербург, и через три дня ее Величество отбыла из Херсона в вожделенном здравии, напутствуемая благословениями верных подданных. На другой день отправился и граф Фалькенштейн со своею свитою обратно в Вену. Многие высокие и знатные особы, которые посетили Херсон во время пребывания в нем Императрицы, также уехали через несколько дней.

Вторая Турецкая война

В исходе 1787 года была объявлена война с турками. Все войска, стоявшие в Херсоне и его окрестностях, получили приказ о скором выступлении, чтобы двинуться навстречу войскам султана, которые, по слухам, простирались от 60 до 70 тысяч человек и уже перешли через Дунай. Наша армия, тоже усиленная, могла тем легче отразить наступление турок на русские пределы, что Суворов (пожалованный впоследствии в князья) с горстью солдат так мужественно отразил первое нападение врага у Кинбурна, что сей последний не отваживался более переходить границы своей земли. Тогда же были окончены приготовления к столь знаменитой впоследствии и в 1788 году благополучно оконченной осаде Очаковской [крепости], и решено было обстреливать с моря и суши эту крепость, одинаково важную для обеих воюющих сторон. Возвышенное положение ее и необыкновенно толстые стены были главнейшими причинами того, что приступы к крепости, раньше несколько раз деланные со стороны моря, не удались. Стоявшие на Днепровском лимане бомбардирские суда, на одном из которых я находился, могли производить своею артиллерией лишь слабое действие. Штурм с твердой земли, для которого представился удобный случай только осенью 1788 года, должен был довершить то, чего еще не было сделано до сих пор. Штурм этот стоил, конечно, жизни нескольким тысячам наших храбрых солдат; но опыт последующих годов показал, как прочно чрез это приобретение защищены границы Российского государства и обеспечена торговля на Черном море.

В то время, как началась уже осада Очакова, я получил из Херсонской Адмиралтейс-коллегии приказ такого содержания: начальник расположенной в городе Мосцне (в тогдашней Польской Украине) команды, кригс-комиссар Плетенев, прислал в Адмиралтейство уведомление и просил, в виду множества больных, которые настоятельно требовали врачебной помощи, удовлетворить эту нужду. Адмиралтейс-коллегия решила послать туда меня. Я должен был поэтому немедленно явиться в канцелярию Адмиралтейс-коллегии за получением необходимых для этой поездки инструкций. Разумеется, ничего не могло быть приятнее для меня этого известия. Я поспешил к своему командиру сообщить ему о полученном приказе; но он уже был извещен об этом Адмиралтейс-коллегиею и потому уволил меня от занимаемой мною должности. Был уже поздний вечер, когда я получил отпуск. Мне надо было еще кое-что привести в порядок, и поэтому я мог только на следующий день выехать из Кинбурна. Так как я взял почтовых лошадей, и в дороге не случилось никаких задержек, то я приехал в тот же день вечером в Херсон, где жена моя в беспокойстве и опасениях провела несколько недель моего отсутствия.

На другой день по приезде отправился я в канцелярию Адмиралтейс-коллегии, где получил предписание составить список медикаментов и взять их из аптеки. На третий день я уже был готов со своею аптекой. Мне выдали следуемые прогоны и для сопровождения дали двух солдат и одного русскаго фельдшера. От Херсона до Новомиргорода, небольшого городка тогдашней Киевской губернии (впоследствии Вознесенского наместничества, уничтоженного в 1796 году), приходилось ехать пресловутою степью в 400 верст, в которой, по крайней мере в те времена, на пространстве тридцати-сорока верст попадалось не более одной самой дрянной, ветхой лачуги, где, кроме водки, нельзя было найти никаких съестных припасов или других удобств. Каждый путешественник должен был запасаться в достаточном количестве всем необходимым, чтобы не терпеть нужды. Во всей этой местности не встречается сел, потому что она безлесна и не имеет годной для питья воды.