«Колорад». Наш человек Василий Сталин

– Jawohl, staffelführer!

Вскорости показался главный ориентир – небольшой замок с высокой башней-донжоном.

Ферботенвальд находился аккурат между ним и Одером.

Быков плавно завернул, выходя на посадочную глиссаду – бетонная ВПП лежала перед ним, как торт на блюде.

«А я, значит, муха…» – мелькнуло у Григория.

Истребитель сел, качнулся, приседая на передние шасси, и покатился, пригашая скорость и выруливая на стоянку.

Быков выбрался первым, с удовольствием разминая ноги.

И воздух свежий…

От низких построек аэродромных служб уже поспешал полный немец в серой форме.

Вскинув руку в нацистском приветствии, он бодро отрапортовал:

– Хайль Гитлер! Начальник аэродрома Ферботенвальд, гауптман Клаус Клюге!

Небрежно, в манере Адольфа, сделав ручкой, Григорий передал Клюге нужные бумаги и отрекомендовался:

– Оберст-лейтенант Гельмут фон Штирлиц, испытательная группа Люфтваффе. У вас все готово, гауптман?

– Не извольте беспокоиться, – ответил Клюге в манере мелкого лавочника.

Со стороны складов уже рокотал «Опель-блиц», в его кузове были аккуратно расставлены ящики с бомбами.

Следом, надрывно воя мотором, поспешал наливник с прицепом-цистерной.

– Кофе не желаете? – прогнулся гауптман.

– Было бы неплохо, – кивнул «Гельмут». – Моих парней угостите?

– Всенепременно!

– Тогда мы поделимся печеньем.

Вразвалочку приблизившись к пилотам 4-й эскадрильи, с любопытством оглядывавшихся кругом (заграница!), Быков негромко сказал:

– Только «данке» и «гут».

– Йа, йа! – важно покивал Орехов.

Пожилой солдат с розовыми петлицами на форме приволок тележку с термосом и разлил кофе по картонным стаканчикам. Григорий угостил Клюге печенками из трофейной банки.

– Господин Клюге, – спокойно сказал он, отпивая горячий кофе, до которого не был охотник, – мы слетаем и отбомбимся, после чего вернемся сюда на дозаправку – в одиннадцать сорок пять. Подвесные баки мы оставим у вас.

– Яволь, штаффельфюрер!

Старый солдат налил стакан кофе и поднес Володе Орехову.

– Битте.

– Данке, – церемонно ответил ведомый.

Все, как в лучших домах Берлина…

Допив кофе, Быков кивнул Клаусу Клюге и коротко сказал:

– Абфарен![12]

Заправщики уже отъезжали, сворачивая шланги.

Оружейники цепляли бомбы к держателям – Судоплатов, молодчина, и об этом побеспокоился, его умельцы присобачили немецкие «цеплялки».

И снова заревели, загудели моторы.

Самолеты без опознавательных знаков выруливали на гладкую бетонку и один за другим поднимались в небо.

Сделав круг над Ферботенвальдом, Быков покачал крыльями и направил «По-7» к Берлину.

Где-то внизу промелькнули столбы с проводами.

Небось, телефонные.

Ничего, наш человек уже второй час подряд прослушивает линию.

Попробует гауптман, на всякий случай, позвонить, куда надо, пассатижи мигом прервут разговор…

Эскадрилья пролетала над коренными немецкими землями и уже не вызывала ровно никаких опасений – русские просто не могли оказаться здесь, Восточный фронт далеко…

Скоро немцам придется усомниться в своей недосягаемости.

Григорий сосредоточился.

Он с пилотами долгими часами разыгрывал на столе сегодняшнюю операцию.

Но модельки – это одно, а действительность имеет одну паршивую особенность – вносить коррективы и требовать судорожных импровизаций…

Быков глянул на часы.

Все, время пошло.

Скоро график и вовсе ужесточится, каждая минута будет расписана.

Была расписана…

Поглядим теперь, как сработает эскадрилья.

Обойдя столицу Третьего Рейха с запада, «По-седьмые» устремились к пункту назначения, держась серой полосы автобана.

– Ахтунг.

– Йа, йа…

Заксенхаузен показался как-то сразу, хотя выстроили его широко, с размахом.

Громадный равнобедренный треугольник концлагеря был спланирован по всем канонам архитектуры – от вершины, где находилась мрачная башня «А», тянулись лужайки и скверики – место проживания администрации КЦ, а в большом особняке, прозванном узниками за свой камуфляжный цвет «зеленым чудовищем», отдыхали от трудов неправедных эсэсовцы.

Далее по расходящимся лучам стояли бараки, примыкая к «Плацу проверок» – половине обширного круга, выходившему широкой стороной к двухэтажному зданию комендатуры.

Этакий Версаль для изуверов и палачей.

– Штурм!

«Этажерка» распалась на двойки.

Пара Баклана улетела бомбить башню «А», где находился главный вход в концлагерь и откуда шел ток на колючую проволоку.

Рядом с башней, на зеленом лугу, стоял дом коменданта – на него тоже бомбы не жалко.

Пары Коробова и Гарама отправились рушить казармы СС, потом, сбросив тяжелые SC, они пройдутся по монументальным пулеметным вышкам, откуда простреливался весь лагерь.

Советские истребители стреляли экономными очередями, но мощь залпа давала себя знать – при попадании сносило крышу на башнях местных вертухаев и расколачивало пулеметы, парапеты и прочее хозяйство.

Уже несколько башен-вышек подряд исходили клубами пыли и дыма.

Осколочно-фугасные SC разнесли по досочке «зеленое чудовище».

Эсэсовцы разбегались черными жуками, но где спасаться от осколков на ровном, хорошо подстриженном лугу?

И раскаленный металл рвал и терзал упитанные тела, вынимая душонки вон.