«Колорад». Наш человек Василий Сталин

– Не узнал, майор? – прищурился Быков.

Лицо майора отвердело.

– Вы задержаны, товарищ Сталин, – строго сказал он. – Сдайте оружие и проходите в машину. Кто это с вами?

– Яков Джугашвили, – спокойно ответил «Колорад», расстегивая пояс с кобурой, в которой торчала «Астра-303».

– И он с нами.

Ни Григорий, ни Яков спорить не стали.

Подойдя к «эмке», Быков оглянулся.

«Пригласили» всех пилотов – те не сопротивлялись, спокойно рассаживались по авто, а Орехов даже весело оскалился – подбадривал «товарища командира».

В «эмке», кроме Быкова, находились водитель и охранник.

Григорий с удобством устроился на заднем сиденье.

Он не знал, куда его везут и что случится дальше, да это его и не волновало – громадное облегчение все равно присутствовало.

Все позади – и полет, и Заксенхаузен, и Ферботенвальд.

Он дома.

Да, возникли кой-какие неурядицы, но все это решаемо.

Главное все-таки произошло – оба сына вождя находятся на родине.

Небольшой кортеж доехал до московских окраин и долго плутал переулками, пока не заехал в ворота, распахнувшиеся в высокой ограде.

За оградой открывался обширный плац, с трех сторон замкнутый скучными домами в три этажа.

Здесь летчиков разделили – комэска увели в один подъезд, пилотов – в другой.

В темном коридоре отворилась дверь, Быкова втолкнули в большую светлую комнату и оставили одного.

Отчетливо щелкнул ключ в замке.

В комнате наличествовали топчан, застеленный сиротским одеялом, массивный стол с тумбами, пара стульев. В углу – умывальник.

Большое окно, выходившее на плац, было заделано стальными прутьями.

Может, и не тюрьма, но и на санаторий не похоже.

Строить планы побега и заниматься прочими дурацкими вещами Григорий не стал.

Свернув куртку на манер подушки, он залег, поворочался, перебирая в памяти события дня, и незаметно уснул.

Совесть его была чиста.

– Хватит спать! – разбудил его ворчливый голос. – Разоспался…

Быков сел, протирая глаза, и глянул на посетителя.

Он его сразу узнал по круглым очкам.

Берия.

Нарком сидел у стола в полувоенном френче и в галифе, заправленных в сапоги.

– Добрый вечер, Лаврентий Павлович, – поздоровался Григорий, посмотрев за окно. Там синели сумерки.

– Добрый ли? – хмыкнул Берия и вздохнул. Покачал головой. – Всякие за тобой числились художества, Василий, но такого…

– Я должен был спасти брата.

– Почему именно сейчас?

– Через три дня Якова расстреляли бы.

Грустно покивав, нарком вдруг резко наклонился к Григорию и сказал с силою:

– Но почему сам?! Разве можно было так рисковать?!

– Какой риск? Война идет!

– Война не терпит самодеятельности! Когда Судоплатов доложил мне о твоем вылете, я не знал, что мне делать: сначала Павла расстрелять, а уже потом застрелиться самому, или наоборот!

– Простите, Лаврентий Павлович, что подставил…

Берия вздохнул и поднял голову к серому потолку.

В свете тусклой лампы блеснуло знаменитое пенсне.

– Твой отец еще ничего не знает, – ровным голосом проговорил он, – но такое не скроешь. И что прикажешь докладывать?

– Доложите, что задуманная вами операция удалась.

Нарком внимательно посмотрел на Быкова.

– Задуманная мной?

– Ну, да.

– А Судоплатов…

– Все организовал. Это его работа.

– Хм. И как же в план задуманной мною операции вдруг попал Василий Сталин?

– А вам не обо всех моих художествах известно.

– То есть?

– Немецкий язык я знаю на «пять».

Берия с недоверием смотрел на него.

– Скажите: «Где садятся самолеты? Покажите, где!»

– «Во ландн хир ди флюкцойге? Цайгн зи во!»

– Поразительно…

Было заметно, что скрытые познания Васьки Сталина, этого великовозрастного шалопая, изрядно смутили наркома.

Но и взбодрили его – шанс оправдаться перед Иосифом Виссарионовичем обретал реальные черты.

– Хорошо… – протянул Берия и медленно встал со стула. – Хорошо… – шагнув к двери, он спохватился: – Ужинал?

– Не довелось, – улыбнулся Быков.

– Хорошо, – в третий раз повторил нарком. – Я прикажу накормить всю вашу беспокойную эскадрилью.

– Спасибо, Лаврентий Павлович.

– Не за что, – буркнул нарком и удалился.

Буквально через полчаса охранник притащил пару судков с борщом и макаронами по-флотски.

– А компот? – осведомился Григорий.

– Щас мы! – пообещал страж, и вскоре огромная кружка компота заняла свое место на пиршественном столе.

Быков, которому за весь этот суматошный, длиннющий, безумный, безумный день перепала лишь печенюшка да стакан немецкого кофе, набросился на еду, как хищник на добычу.

Вскоре судки опустели, а Григорий, стеная от удовольствия, завалился на топчан и не покидал его до самого утра.

Из письма военного совета 1-й ударной армии в адрес летчиков 1-го истребительного авиакорпуса:

«Зафиксированы неоднократные случаи, когда истребители корпуса не только полностью срывали удары бомбардировщиков противника, но и заставляли их сбрасывать бомбы на боевые порядки своих же войск.