Колорады

Он молился инструменту, потому что не знал иных молитв. Он заиграл. Водил смычком сначала тихо, с переходами на обертона. Потом смелее. Это был Антонио Вивальди. Шпиль дрожал, и память судорожно вспоминала сонату. Он как природный перфекционист боялся ошибиться. Слава Богу, флажолеты удались, но пиццикато сорвалось. Он покраснел, словно провинился. Смычок сорвался с потной ладони и упал в яму. Гроб сплюнул, подошел и ткнул музыканта ногой. Отец Митяя полетел в яму за смычком. Гроб достал пистолет, чтобы покрыть карточный должок…

Однако на паркинг перед зданием словно вихрь влетел красный «Феррари». За ним черный бус JMC… Непонятно, как они здесь оказались. Может, прямиком из гаража какого-нибудь близлежащего дома, убогого снаружи, но роскошного внутри, как это нередко бывает у смотрящих и воров.

«Феррари» выглядел в сером унылом пространстве, которое надолго покинула радуга, абсолютным диссонансом. Это был красногривый итальянский жеребец, который явился из облака пыли. На фоне камуфлированной бронетехники механическое совершенство выглядело чудом из последних «Трансформеров». Удивление, казалось бы, убитое войной, возродилось на эти мгновения. Красный «Феррари» как сокровище, извлеченное из самых глубоких расщелин человеческих фантазий, не просто отвлек Гроба, Уайта и всех постовых. Простите за тавтологию, оцепенело даже оцепление. В такую тачку никто не осмелился бы пальнуть без весомой на то причины. Из «Феррари» вышел неказистый человек с сумкой.

На часах полдень. Уайт и Гроб догадались — привезли общак, как и обещал Партизан.

— Опачки, неужто поллимона несут?! — обернулся Гроб, чтобы подмигнуть Уайту. Уайт дал знак подчиненным.

Малевича обыскали, прежде чем подпустили к командирам. Затем сразу же попросили водителя буса открыть салон. Тот лениво проковылял к двери.

— Здесь не все… Еще полцентнера железа в салоне, чтоб наверняка выкупить пахана нашего… — сообщил человек Партизана.

— Какого еще железа? Рыжье? — не понял Гроб.

— Свинец! — фыркнул Малевич, резко бросил сумку с «куклой» и прыгнул в первое попавшееся укрытие, в яму.

В этом месте повествования начинается настоящий «фейерверк».

«Тюнингованный» под нужды налетчиков бус был опаснее любого бронетранспортера. Своими неожиданными сюрпризами от бойниц до люка, откуда высунулась сперва кевларовая каска стрелка, а потом показался грозный КПВТ — 14,5-миллиметровый крупнокалиберный пулемет. Гроб мгновенно смекнул, что дело пахнет керосином, и прыгнул себе на погибель в вырытую нацистами яму. Малевич «расписал» его «пером» скорее из страха, чем из кровожадности. Тут уж не до филантропии.

Водитель буса «снял с ножа» часового, который безапелляционно требовал открыть дверцу, и снова сел за руль. Несколько очередей в сторону крыльца скосили Уайта и его поляка. Бронежилет поляка не спас. Пуля прошила шею. Американцу две пули угодили в левую ногу. Он отполз в сторону подвала и укрылся в чулане. Там было темно, как в черной дыре. Поэтому, когда Уайт услышал кряхтение истекающего кровью Брусники, то, совершенно не раздумывая, добил его несколькими выстрелами.

Бус направился прямо к отелю. Из бойниц и с крыши буса продолжали строчить автоматы. Налетчики в балаклавах, человек десять, не меньше, залегли по всему периметру дома. Заградительный огонь не утихал. Двое под прикрытием шквального огня забежали в холл. Там они увидели Партизана, который держал в руках окровавленную вилку, только что использованную для ликвидации единственного оставшегося телохранителя Уайта. Кажется, хорвата.

— Бог видит, я этого не хотел. — изрек он, глядя на труп, и тут же скомандовал братве: — Забирайте Урбана заложником. Будем выбираться!

Урбана выкурили из номера вместе с женой городского головы. Он абсолютно не сопротивлялся, а Лусия никого особо не заинтересовала. Видимо, кроме мужа. Да и тот, пребывая в состоянии невесомости, уже измерял жизнь не постулатами семейных уз, а длиной пулеметной ленты…

Банда из двадцати человек, подогреваемая «святой целью вызволения пахана», противостояла целой группировке регулярной армии и нацгвардии, правда, рассеянной по всему городу и окрестностям. Слаженность действий этих разрозненных подразделений, невзирая на передышку, подаренную Минским протоколом после Иловайского котла, оставалась лишь мечтой, иными словами, нереализованным желанием квазилегитимного киевского правительства, захватившего власть путем переворота и пребывающего в явной агонии. И, конечно, идеализированным прожектом ЦРУ, так и оставшимся на мелованной бумаге с грифом Лэнгли. Поэтому в бой с налетчиками Партизана вступили только близлежащие посты.

Количественный перевес в начале боя проявлялся не так ощутимо. Первые тридцать минут велась обыкновенная перестрелка. С переменным успехом. Огнеметчики, гранатометчики, минометные расчеты и снайперы укров заняли позиции лишь спустя полчаса. Да и появиться отважились только под прикрытием танков.