На сим отец Никифор испустил дух. Слишком скорая расправа не вызвала особого восторга у толпы. Отец Микола вглядывался в очертания своего стремительно приближающегося к жертве боевого пса. Он преодолел ручей в три прыжка, перепрыгнув по булыжникам медленно расширяющееся от ливня водное препятствие. Вот-вот его зверь настигнет жертву и вселит в этих мелких людишек истинный ужас, который они всецело заслужили. Девушка перебежала грунтовую дорогу. Но это ее не спасет. Четвероногий вихрь идет по пятам. Прыжок, и он на дороге. Но что это? Что за красная фурия на огромной скорости промчалась по скользкому грунту? Леденящее душу чувство овладело пастырем. Его пес… «Красный болид» сшиб любимую собаку, его четвероногого друга, который служил без задней мысли, готов был разорвать любого за своего хозяина насмерть…
Смятение усилилось, когда он услышал автоматные очереди в непосредственной близости. Стреляли из проезжающего мимо черного буса. Прямо по взбирающимся к колоколу его приверженцам. Один из них рухнул, сраженный пулей. А остальные слезли вниз и попятились назад. Где Ярый? Что происходит?
Дмитро Ярый отдавал какие-то спешные распоряжения. Он получил по рации невероятную информацию. Кажется, в город прорвался русский спецназ. Диверсионно-разведывательная группа. Штаб разгромлен. Пол Уайт и Моисей Урбан захвачены. Городская администрация пала, и на флагштоке ратуши развевается флаг сепаратистов. Он подошел к наставнику и шепнул на ухо:
— Батько Микола, потрібно йти. Поки ми все не перевіримо. Нехай вояки підтвердять або спростують повідомлення про захоплення міста терористами. Повертатися туди небезпечно. Поїдемо на північ. А потім, коли все уляжеться, повернемося. Ми для них як червона ганчірка. Не пощадять, якщо попадемося[8].
Отец Микола внял совету и прыгнул в «Хаммер» Ярого, не переставая размышлять о мистической красной фурии, подобии самого диавола, унесшего жизнь его беспрекословного четвероногого апологета. К которому он так привык, в котором души не чаял. Гнетущая атмосфера не давала простора слову. «Хаммер» буксовал в грязи, но все же ехал, бросая на произвол судьбы незаконченный погром.
Толпа разбегалась, потеряв всякий интерес к разграблению бедного храма, где из утвари были только иконы да подсвечники. Ничего ценного. Слух прошел, что в городе русские войска. Наемники. Отморозки. Чеченцы. Жизнь дорога. А значит, следует драпать. И чем быстрее, тем лучше.
Дьяк спустился с колокольни только под вечер, когда стих ливень. Изможденный молитвой, он еле дотащился до храма, а увидев убитого батюшку, снял с головы скуфью и заплакал.
Глава 22. На перепутье
У каждого свой путь, своя дорога. Кто ищет славы мирской, тот находит разочарование. Кто ищет любви, тот находит славу Господа. А кто плывет по течению, того чаще всего заносит на чужбину, но иногда выбрасывает на берег именно там, где надо.
Без остановок я проехал километров шестьдесят курсом на юг. Сперва по грунту, потом вокруг леса по объездной, усыпанной гравием, с короткими асфальтированными отрезками без разделительной полосы. Мы не встретили ни единого автомобиля. Ничейная полоса. Редкие березки да пустырь. Остановился я, когда сработал датчик. Бензин был на исходе, а действующей заправки в тех краях днем с огнем не сыскать. Особенно во время войны.
Пока мы разминали кости, нас догнал черный бус — крепость на колесах, оборудованная под налеты смотрящим теневого мира по прозвищу Партизан. Его банда тоже высыпала на свежий воздух. Все, кроме двух братков с автоматами, что стерегли Уайта и Урбана в салоне.
Партизан двинулся ко мне и первым делом спросил:
— А ты еще кто такой и как оказался здесь вместо Малевича?
Похоже, все это время Партизан был уверен, что красным «Феррари» управляет его подручный.
— Его убило осколком, прямо в висок, — честно ответил я. — Я и сел за руль вместо него. Чтоб спасти музыканта и молодую семью.
— Ты, значит, герой? Или дезертир? Кем считаешь себя? — засыпал вопросами авторитет. — Откуда призвали? Или добровольцем в каратели записался? Так ты приблудный или идейный нацик? Кто ты есть по жизни?
Я смотрел на него без страха. Почему-то думал, что все позади. Как-то несвоевременно расслабился. И не знал, с чего начать, чтобы ответить хоть на один вопрос пахана так, чтобы моя история выглядела правдоподобной. При этом я отдавал себе отчет, что изложить всю правду как есть означало вызвать подозрения. От моего секундного замешательства спасла жена десантника Марта:
— Он хороший человек, не трогай его, Партизан. Он свой. Не только потому, что он нас всех вытащил. Это он меня спас от Глеба Брусники, когда этот подлец напал на меня в чулане. Хотел изнасиловать. А я ведь беременная.
— Мм… — почесал подбородок смотрящий. — А, это тот опарыш, что на мужа твоего стуканул… Ясно. Что, совесть проснулась? — снова обратился он ко мне.
— Партизан, не терзай человека, он ничего плохого не сделал, — вступился за меня муж Марты.