Много ходит в селе рассказовО сутулом деде моем.Но плохого слова ни разуЯ нигде не слыхал о нем.От своей он не бегал доли,Все заботливей и бедней;Половину нашего поляОн очистил от мертвых пней.Он у общества нанималсяИ махал, махал один.До могилы не разгибался —Столько вымахал десятин.А за ним, за сутулым дедом,Мужики подвигались следом.Землю свежую поднимали,Рвали прямо из-под пенька,Урожай сам-двадцать снималиИ везли на свои тока.Только дедушка за мозоли,За подтеки, за синякиВез под осень с пустого поляПотом политые пеньки:Из-под ясеня, из-под ели,Из-под дуба обхвата в два.Ой, и жарко они горели,Эти каторжные дрова!Он, до гроба чернобородый,Жизнь любил и любил природу.И грачиной зябкой веснойСтановился он сам не свой.Знал, что скоро оттают горы,Оживут и леса и норы.Птица грянет из-за морейК старым гнездам — скорей, скорей!И просохнет земля, и дедБудет бить по пенькам чуть свет.До могилы чернобородый,Он гордился своей работой.Говорят, что разборчив был,Что дубовые пни любил.Крепко держится дуб за землю,Доставать его нелегко:Глубоко его корни дремлют,Расстилаются широко.Сколько ветры в него ни дули,Ни качали из года в год,Устоял он, не пошатнули,А вот дедушка пошатнет.Он мотыгой копал, лопатой,Молодым топором кромсал.И сдавался пенек рогатый,Из сырой земли вылезал.А за ним покорялись новые,И землисты, и широки…И согнули деда сосновые,И еловые, и ольховые,И согнули его дубовыеИ осиновые пеньки.А когда навсегда заснулиРуки деда, чтобы не рыть,То едва его разогнулиВ гроб некрашеный положить.И теперь над его могилойКуст калины да крестик хилый.Надпись смыта — не говорит,Кто под этим крестом зарыт.Но живет мой старик в народе,Не погас угольком в золе;Каждый год сила деда всходит,Та, что он отдавал земле. —Был оч бедным, но скрягой не был,Всю истратил ее в свой час.Вот она в каравае хлеба,В молоке, в чашке каши, в нас.Мы и сеем под вольным небом,На земле, что мой дед припас.