Колосок с Куликова поля

Но в это время взошло солнце, на сухих былинках ослепи­тельно заблестела роса, а лужица во вмятине от лошадиного ко­пыта стала голубой и нарядной, как небо.

Пришло лето. Из маленького росточка у самой дороги вырос большой красивый подсолнух. Он приветливо кивал своей зо­лотистой головой и одинокому прохожему, и лошади, и пыльно­му грузовику — всем, кто проходил или проезжал мимо. А среди его лепестков, как в солнечном дворце, прогуливался черный жук. Крыло его зажило, и теперь, когда он хотел взлететь, под­солнух служил ему хорошей стартовой площадкой.

...Незатейливые Машины сказки так понравились мне, что я всегда старался оказаться поблизости, когда она укладыва­лась спать. Маша это заметила.

— Ага, слушаешь! — как-то сказала она. — Нечего занимать­ся пустяками, иди, решай свои задачи.

Но потом она сжалилась надо мной и разрешила слушать. А недавно Маша очень серьезно объясняла своей подружке:

— Взрослые тоже любят сказки, я знаю. Только непонятно, почему они не признаются в этом, зачем притворяются?

Идет размашисто весна.

В земле бунтует сок.

Из полусонного зерна

Проклюнулся росток.

И на рассвете кулачком

Отважно, как боксер,

Пробил он влажный чернозем

И вышел на простор.

ТРИДЦАТЬ ТРАВ

Разнотравье... Выйдешь утром на луг, куда-нибудь на берег Дона, и вдруг увидишь прямо под ногами такие замысловатые узоры из цветов и трав, такой разноцветный, мягкий, расшитый бисером-росой ковер, перед которым даже знаменитые персид­ские ковры покажутся безделушками.

А Маше слово «разнотравье» не нравится. И не потому, что она всегда в нем допускает ошибку, вместо «о» пишет «а». Не нравится оно ей, как я понял, своей неконкретностью. Маша хочет узнать по имени каждый цветок, каждую травинку. Они для нее, как отдельные люди, с которыми можно разговаривать, играть, дружить. А разнотравье — это словно бы целый народ.

Когда мы гостили у бабушки в деревне, Маша принесла мне однажды тонкий корявый прутик, унизанный синими цветами с множеством узких лепестков. Росли цветы прямо на стебле, без черенка, и потому казались словно бы привязанными к прутику.

— Папа, как его зовут? — спросила Маша.

— Василек какой-нибудь... — неуверенно отвечал я.

— Нет, васильки я знаю. Они во ржи растут.

— Тогда, наверное, осот, — предположил я, взглянув на уз­кий и острый лист, похожий на сточенный кухонный нож.

Машу ответ мой, конечно, не удовлетворил, и она пошла спрашивать бабушку, соседей... Но никто в деревне не знал, как называется цветок.

— Сорняк это, — объяснил ей колхозный пастух. — Растет по канавам, вдоль дорог, на пустырях. Скотина его не ест, былки слишком твердые, как деревянные. Так, пустая трава.

— Но ведь он красивый, — тихо возражала Маша.

— Да, цветет он все лето, с июня до глубокой осени, — со­глашался пастух, видимо, считая красивыми только цветущие травы.

И тогда Маша сама придумала имя этому растению — синеглазик. Да причем как точно! Вечером реснички-лепестки у его синих цветков закрывались, а утром, когда всходило солнце, они снова весело и любопытно посматривали на окружающий мир.

Когда в конце августа мы возвращались на пригородном поезде домой, Маша всю дорогу не отходила от окна.

— Посмотри, сколько синеглазиков! — показывала она мне.

Действительно, разлапистые кусты этого растения, сплошь унизанные синими цветами величиной с пуговицу от пальто, тя­нулись яркой полосой вдоль всего железнодорожного полотна. Осень на носу, а Машин синеглазик цветет себе, радует лю­дей... Потом мы его часто встречали и на опушке городского парка, и на старых, заброшенных клумбах. Но и в городе нам так никто и не смог сказать, как называется это растение.

А недавно зашли мы с Машей в аптеку купить витаминов. И там на большом красивом плакате, который рассказывал о разных лекарственных травах, увидели наш синеглазик. Насто­ящее его название — цикорий обыкновенный. Стоял он, как рав­ный среди равных, рядом с подорожником, пустырником, ромаш­кой, алоэ, пижмой, тысячелетником, и другими целебными расте­ниями. В корнях цикория обыкновенного, как сообщал плакат, содержатся белки, сахар, смола, горечи и другие полезные ве­щества с очень мудреными названиями.

Вот он какой, мой синеглазик! — радовалась Маша.— А говорили, что сорняк, пустая трава...

***

Есть у Маши двоюродный брат, Сережа. Они ровесники. Он каждое лето тоже проводит в Больших Ключах, у бабушки Фроси. Меня всегда удивляет, как быстро Сережа находит об­щий язык с природой. Он, выражаясь высоким слогом, не созер­цает окружающее, а живет среди всех этих ветел, ромашек и стрекочущих кузнечиков, как равный среди равных. Сережа охотно делится со мной и Машей своими знаниями: учит ловить на удочку юрких верхоплавок, отыскивать на лугу и вдоль канав шампиньоны.

Как-то мы поймали с ним черного, словно отполированного до блеска, скарабея.

— Подарим его Маше, — сказал он.

— Зачем? Ведь она боится жуков.