Коловрат: Знамение. Вторжение. Судьба

Со всех сторон, даже со льда Оки, чего ранее не было, полетели в город огненные горшки, разливая огонь по улицам осажденного города. А вслед за ними и камни, разрушая все то, что еще уцелело. И почти сразу же пошли татары на приступ. На сей раз со всех сторон сразу, как показалось Евпатию. Ибо не только Исадские, Ряжские и Южные ворота заполыхали, но даже Борисоглебские, что выводили на берег Оки. В княжеские покои тоже полетели камни и зажигательные горшки.

«Выходит, не ушли никуда татарские войска, – криво ухмыльнулся воевода, сидя на коне и глядя, как ратники Наума и Лютобора замыкают перекрестки двух главных улиц, что вели от дальних ворот и смыкались на площади у Среднего города. – Провел нас Батый. Ложное отступление показал, а сам развернул войска и с Оки охватил. Да еще пороки успел подтащить туда. Раньше их там не было. Хитер, зараза. А я-то уж думал, что мы ему хвоста накрутили, он и взбесился. Начал глупости делать».

В этот момент очередной горшок, прилетевший с Оки, ударил в кровлю стоявшего неподалеку амбара, расплескав свое содержимое. Стало светло, как днем. И в этих отсветах воевода увидел, как на дальнем конце улицы под ударами тарана с треском рухнули Южные ворота. А вслед за этим, с факелами в руках, в город хлынули татарские пехотинцы.

– Ну, вот и пришел день расплаты, – усмехнулся Коловрат, выхватывая меч. – Сейчас узнаем, кто из нас шибче жить любит.

А обернувшись к Лютобору, крикнул:

– Здесь стой, держи удар, если прорвутся. А я пока пешцев татарских причешу с полусотней ратников.

– Поберег бы себя, Евпатий Львович, – осторожно посоветовал тысяцкий. – Лучше в Средний город отходи, обороной командуй. Князя стереги. А мы тут постоим, чай, продержимся сколько надо.

Но Коловрат был раздосадован тем, что Батыю удалось его перехитрить. Обида не давала покоя. И, прихватив полсотни ратников, воевода поскакал по длинной улице к проломленным воротам. А достигнув, набросился на татарскую пехоту, что уже растекалась ручейками по окрестным закоулкам, заполняя собой все пространство между амбарами и лавками.

Евпатий самозабвенно рубил татарские головы до тех пор, пока не усеял всю площадь перед воротами мертвыми телами посланцев Батыя. Не обращая внимания даже на пролетавшие прямо над ним огненные шары, хотя бился давно в самом центре адского пламени. На мгновение Евпатию показалось, что он одержал победу и вновь отбросил врага за пределы городских стен. Он даже решился было выехать из ворот навстречу неприятелю, но едва направился в ту сторону, как вдруг его отряд накрыла туча стрел, пущенная из-за тарана. Многих ратников вкруг сразило наповал. Самого же Коловрата даже не задело.

Оглянувшись, Евпатий перечел своих воинов и понял, что их осталось не более двух дюжин. Ярость Коловрата, подпитанная минутной слабостью, иссякла. К нему вернулось хладнокровие воеводы. А когда в отсветах факелов за тараном он заметил блестящую чешуей змею тяжелой татарской конницы, хвост которой терялся во тьме, то приказал отступать к стенам Среднего города.

– Вот теперь можно и за князем приглядеть, – крикнул он Лютобору, чуть попридержав коня, когда остатки его отряда проскакали сквозь расступившиеся порядки тысяцкого, плотным строем перекрывшие проход в сторону кремля. – Продержись, покуда народ за стены не втянется, и сам отходи. Не геройствуй!

– Сделаем, Евпатий Львович, – кивнул Лютобор, смотревший на стремительно приближавшуюся лавину всадников, покрытых чешуей.

Когда за его спиной началась настоящая мясорубка, Евпатий был уже у Спасского собора, из ворот которого выбегали испуганные монахи, крестясь. Приказав своим ратникам скакать вперед и ждать его за воротами, сам воевода осадил коня и осмотрелся. Здесь улица, обстроенная лавками и домами купцов средней руки, упиралась уже в одноименные Спасские ворота, за которыми начинался Средний город. Последний оплот Рязани, окруженный высокой стеной. За этой стеной стоял и его собственный терем. На северо-западе, через Межградие, укрепления Среднего города смыкались со стенами княжеского кремля.

Конь нервно переступал копытами, пока воевода разглядывал происходящее вокруг него на улицах осажденного города. Буквально в трех сотнях шагов бился Лютобор, сдерживая натиск татарской конницы на перекрестке двух улиц. На таком же перекрестке, чуть левее, где сходились дороги на Исады и Ряжск, насмерть стоял Наум.

За их спинами со всех сторон стеклись к Спасским воротам выжившие люди – ремесленники, мастеровые, крестьяне. Кто ехал на телеге, кто шел пешком. Скарба никто не брал: дороже жизни у русского человека нет ничего.

– Быстрее бегите, добрые люди! – прикрикнул на них воевода. – Не ровён час, татарин прорвется.

Оглянувшись, он заметил рядом несколько бородатых священнослужителей, оторопело застывших возле Спасского собора. Они стояли молча в нерешительности. То крестясь и оглядываясь на высившиеся за спиной купола, то глядя на толпу бредущих к воротам людей. Зловещими отсветами играло на куполах пламя пожарища.