Кольца Джудекки

— Пожалуй, уже не жду. Не скрою, сначала такая мысль посещала. Я ловушек вокруг настроил. Ну, думал, придут гады — нарвутся. Я ими все припомню. Не пришли. Может, и не дошли, конечно. Я в сельву ходил, глядел, но там, сами знаете: день — и следов не останется. Был труп, нет трупа.

— Хорошо излагаешь, старый, душевно.

— Охальник, ты, резаный.

— Тогда давай еще по одной, и мы тебе байку расскажем про наше житье-бытье. Насоветуешь чего.

Выпили. Местная самогонка забирала неспешно, но мощно. Илью распирало изнутри желание выговориться. Пришлось обождать, пока Сергей закончит свое повествование. Тот говорил и за себя, и за Руслика, и за историю города Дита. Многое Илье было известно. Однако случилась незнакомая байка:

— … они называли ее дикой охотой. Раз в сто лет из-за стены наезжала орава и крушила всех в куски. Кто спрятался, тот — жив. Остальных — в куски. Слышал о таком?

— Ага, ага, — пьяненько поддакивал дед.

— Ты не агакай, ты толком скажи, было такое? Сам я, конечно, не видел, но разумею, неоткуда им вылезать, кроме как из-за стены.

— Да оно и было-то несколько раз всего, давно уже. Клавдий резал.

— Сморчек, который на плато в святые подался, детям игрушки ладить? — ощерился Сергей.

— У него девиз был: режь все, что дышит, топчи, все что шевелится. Сколько он баба извел?! Или: догадался ночью с факелами по слободам шастать. Там, вишь, подземные коммуникации. По ним даже верхом можно проехать. Наедут, вынырнут где-нито в центре слободы, и давай вышелушивать обывателя из домов. Ох, и порезал он народу! Я видел одно возвращение: кровь коркой с лица свисала, вся одежда в потеках.

— Ни хрена себе, святой! Он на плато от возмездия смылся?

— Как же. Смыли вашего Клавдия. Пришел Старец — молодой прохиндей, сволочь и любознатец; а по внутренней сути — нелюдь. Клавдию — пинка под зад. Тот, было, заблажил. Старец его чуть в котел не наладил, но смилостивился. Пошел Клавдий в отряды под двойной охраной. Новый Владыка если б знал, что долгих лет извергу наворожил, сам бы с досады повесился. Говоришь, игрушки детям мастерит?

— Сам видел.

— Плато — дело известное. Там совсем другим становишься. Ваш парень, который прогуляться вышел, долго ли там пробыл?

— Сколько и мы. Он другой. Некоторые говорят…  и не человек совсем, — вставил Илья.

— В Элизиуме болтали, что за морем живут здешние настоящие обитатели. Аборигены. Будто даже видели одного в городе. Наврали, конечно, с три короба: рогат, хвостат и ликом черен. Не могу судить. Сам не встречал. Но смотри: с нашей земли сюда попадают? Попадают. Кто поручится, что из других земель — нет? Вполне возможно, заблукал парень в мирах. Сам что говорит?

— Молчит. То ли не помнит, то ли не хочет рассказывать.

— Имеет право.

— Да мы и не пытаем.

— А ты, носатый, как жил в славном городе Дите? — сварливо спросил дед.

Илья в несколько фраз уложил то, что хотел растянуть на длинный рассказ. Оказалось, всего-то: проявился, провинился, потом провинился еще больше. Путь в отряды ему светил хоть из Алмазовки, хоть из Игнатовки (там, правда была альтернатива — костер) хоть из Крюковки.

Возможно, я еще не дозрел до Ада, пьяно подумал Илья. Вытолкнуло как пузырек воздуха из мутного потока, и несет булькой по поверхности. Нет бы, раствориться в атмосфере, слиться с райскими эфирами — полез обратно на дно. Еще староста на прощание заронил зерно, хрен знает чего, не то сомнения, не то надежды. Сила, говорит, и — все. Мол, никакого Рая нет. Просто, место силы. Значит, нечего рефлексировать. Физика одна. А раз так, надобно сохранить в себе Бога, хотя бы как комплекс. В конце концов, вера во Всевышнего, в Горние силы, и есть самый большой комплекс человечества. И пока я — человек, — внутренне набычился Илья, — буду лелеять и нянчить этот свой комплекс. А без него я, либо жаброзуб о двух ногах в сельве, либо, травоядное на плато.

— Дед, что ты там про котел рассказывал? — перебил высокую мысль Сергей?

— Есть такой.

— Опять отговорками заблеял. Говори толком. В нем людей варят и едят?

— Бывает. Старец или Владыка, как он себя величает, изредка прикладывался к человечинке. Клавдий, тот — нет. Тот был воин. Что, мирных резал — жажду крови утолял. Старец же подвел свою философскую базу: мол, поедая мясо врага, становлюсь сильнее и умнее ровно на его силу и его ум. Не велика хитрость.

— Дикость. Палеозой! — вознегодовал Илья.

— Позвольте с вами не согласиться, милостивый государь. В означенный вами период никакой философской базы под съедение себе подобного не подводили. Так кушали.

— Котел! — напомнил Сегей.

— Вы, господа, из какого времени будете? — манерно вопросил хозяин, утративший с трезвостью простонародный говорок.

— Конец, двадцатого века.