Кольцевой маршрут

Они стояли у прилавка с грушами. Целые и невредимые. Франхен и фройляйн Кройц жались друг к другу, как воробышки, а перед ними, красный от натуги, выплясывал Траудгельд, доказывая, что пора убираться.

— Господин Краузе! — слабо вскрикнула учительница.

— Срань господня! — проскрипел Траудгельд.

А Франхен ничего не сказала. Она смотрела распахнутыми глазами, в которых отражались небо и розы, и виноград, и пламя дворцов небесных, и наши с Матти бледные лица, вытянутые как груши, и я понял, что никуда не уеду, и никуда больше не отойду, и не отступлю, пока не разберусь с этим бедламом. И я передал им ребёнка, а заодно моё сердце, игрушечный барабан и аптечку, отёр со щеки кровь и сказал:

— О чём же вы спорите, мои дорогие? Мы живём в мирной стране. Чувствуете дыхание Божье?

_________________________________

[1] Дирндл — народный костюм, традиционная «одежда девушки», распространенная в немецкоязычных странах Европы. Костюм состоит из длинной юбки, лифа, кофты и фартука.

[2] Ледерхозе — кожаные штаны (шорты), национальная одежда баварцев и тирольцев.

Глава 5. Дождь

— Надеюсь, поездка получилась приятной? — осведомился Кунц, наклеивая мне пластырь.

В его голосе не было издёвки, только вежливое сосредоточение. С толикой недовольства — кровь капнула на пол и нарушила стерильность аптечного интерьера.

— Скорее, шумной.

— Да, я уже слышал.

Когда успел? Впрочем, слухи здесь распространяются со скоростью пули. Вот только радиус поражения несравненно шире.

— Тут больно?

— М-мх…

— Под кожей кусок стекла, — проинформировал Кунц. — Но глаз не задет. Вот уж, можно сказать, счастливчик.

Нет, можно, конечно, и так сказать. Но ведь кто-то меня окликнул? А потом быстренько смазал пятки салом. Этакий скромняга. Видать, побоялся, что я пришлёпну ему медаль.

С другой половины помещения меня рассматривал розовый кокон, увенчанный стожком волос. Постоянная клиентка пришла освежить причёску. Многостаночник Кунц работал на две руки, и я мог лишь уповать, что он не перепутает флакончики с перекисью.

— Просто возмутительно! — заявила фрау Шильбек, едва отплевавшись от обрезков, попавших в рот. — Нужно делать что-то, а, как по-вашему? Ждём, ждём и вот дождались! Давно было пора взять в руки…

— Сейчас сполосну руки, — пообещал Кунц, — и мы начнём. На височках я бы чуть подобрал. А что вы думаете насчёт фигурной чёлки?

— Как хотите. Как хотите, но добром это не кончится! Или их выставят из страны, или…

— Или профилируем?

— Как угодно… Как угодно их облизывай, всё одно — толку не будет. Дикари — они и есть дикари! А нынче совсем спятили. Бомбы взрывают. Правду Хартлебов Манни говорит, всё дело в проклятых иностранцах, Господь меня прости!

Такие дела. Эта старуха обвиняла ребят в том, что они сами себя взорвали. Я вспомнил, как один из зевак бросился к пареньку и разбил ему нос. То, что осталось от носа.

Неужели мир сходит с ума?

Мерное пощелкивание ножниц как бы опровергало мои опасения. Ну нет, крыша мира на месте. Просто кто-то дирижирует этим оркестром. Там, за неровной цепочкой гор, я пристрелил лидера реваншистов, Дитриха Трассе, а здесь, похоже, нашёлся свой. Лезут, как грибы после дождя. Интересно, есть ли у грибов идея? Вряд ли. Скорее, речь идёт о витаминной подпитке.

Я шевельнулся, и фрау Шильбек испуганно дёрнулась, как будто я произнёс «мутабор». Всё правильно. Будучи женат на пакистанке, я определенно играл на другой стороне поля. И какая-то сволочь назойливо маячила за воротами и подмигивала арбитру.

Так что теперь? Соседка плюнет мне в физию? Скажет, чтобы я убирался в ту благословенную колыбель, откуда мы все и вылезли — от кипучего гунна до хладнокровного алеманна? Или возьмём глубже — в ту колыбель, что даёт начало любому из нас?

— Вот увидите, — назидательно сказала фрау Шильбек. — Могу побожиться, эти чумазые и зарезали девочку. И остальных. Хотя уж кой-кому я бы посоветовала не шлёпать подолом. Сначала приваживают, а потом плачутся.

— Что?

Но фрау Шильбек замкнула рот.

— Вуаля. — Кунц встряхнул простынёй, и пряди седых волос спикировали на пол.

— Благодарю, — чинно проскрипела старая дама.

Когда дверь за её спиной захлопнулась, он повернулся ко мне и спросил:

— Чаю?

— Нет уж, спасибо!

Не обращая внимания на мои возражения, Кунц плеснул в кружку щепотку дежурного сена. Отказаться было бы просто свинством, а выпить — самоубийством, поэтому я сделал вид, что отвлёкся на созерцание заката. Кровавая полоса горизонта становилась всё шире. Это солнце садилось за край обгрызенного хребта, на котором, по местному выражению, даже эхо пятится трижды.

— Как дела у фрау Афрани? — осведомился Кунц.

— Неплохо.

— А Маттиас? Ему пришлось много пережить.

— Держится молодцом.

По тому, как дрогнули и опустились веки, я понял, что сейчас последует вопрос. И он последовал.

— Возможно, я лезу не в своё дело, Эрих, и заранее прошу меня извинить, но… мальчик ведь не родня твоей жене?

— Нет.

— Нет, — повторил он почти с удовлетворением.

— А что?