Насколько же проще ходить в разведку, рискуя только собой! Может, стоило позвать Траудгельда? Зайти с двух сторон? Этакий внезапный козырь — штурм унд дранг, резкий боевой натиск. Но как это помешает ножу опуститься? Никак. Ладно. Спокойно, Эрих! Ты уже это делал и делал не раз. Не всегда чисто, что верно, то верно, но теперь лучше подумать о чём-нибудь другом. Например, об открытом окне…
Я осторожно потянул за ручку, и дверь отворилась. Вот так-так! Кто-то оставил в корзине яблочные огрызки. Теперь они потемнели и источали сладковатый аромат гниения. Кислая вонь белья — симфония простынь с лидирующей партией потных носков. У выхода — в ряд, как солдатики — колонна пивных банок под предводительством пузатого унтер-шнапса.
Типичное жилище холостяка.
Где-то деревянно такали стенные часы. Лунный свет проложил квадраты на противоположной стене. Я прислушался, надеясь услышать храп.
Тихо.
Гегер спал.
Вот только где?
Там же, где нормальные люди, — в спальне. А может, валяется, пьяный в дупель, под настенным ковриком с надписью «Гельвеция, восстань!» и грезит о пришествии Народного фронта? Или развалился на кухне, в окружении ополовиненных пивных кружек?
Спустя пять минут мне стало ясно, что в доме пусто.
Умеренный беспорядок, но вещи не выброшены из шкафа. Простыни смяты, но это ничего не значит — многие заправляют кровать волшебной палочкой фрау Фантазии. Но если он не ночует в доме, то где? И куда утащил Афрани?
Подсвечивая себе фонариком, я обшарил прихожую, кухню и кладовую. Заглянул в спальню-гостиную. Дыхание сдавливало всё сильнее, я почти слышал пулевой свист пролетающих мимо секунд.
Письменный стол! Я выдвинул ящик и отпрянул, опасаясь, что улика выскочит и отхватит мне палец. Увы! В груде пыльной мелочи и бритвенных лезвий валялся пакет семян, ёршик от трубки и несколько журнальных вырезок весьма фривольного толка. Ну, правильно. А что я ожидал найти? Розовый бриллиант? Коллекцию зубных коронок? Удостоверение члена партии в обложке из человечьей кожи?
«Например, карту, — подсказал внутренний голос. — Гегер — землемер, а значит…»
И, посмотрев направо, я её увидел.
Сверху Альбиген походил на военный аэродром.
Вытянутый на север, он был плотно нарезан в середке и рассыпан по краям изгибистыми участками, границы которых обозначал лиловый пунктир. Приглядевшись, я нашёл центр — разреженная штриховка означала общественную территорию. Вокруг теснились домовладения. Дальше — поля. Мои плантации и латифундии выглядели игрушечной грядкой по сравнению с наделами местных фермеров.
Прищурившись, я разглядывал квадраты и закорючки, соотнося их с именами соседей.
«Hub.Kf» — это, без сомнения, Хуби Койффиген. " SchT’’" — Штирер младший. Ближний к лесу участок изгибался червеобразной полоской — вся семейка Хохгрейзеров, включая старого Коби, и заканчивался почти в распадке, где погибла третья девчёшка.
Кому принадлежал этот участок?
Он был арендован и помечен цифрами. Шифр следовало, по-видимому, искать в записной книжке, которую Гегер вечно таскал с собой, как пособие по склерозу. Или в гроссбухе, содержащем кадастровый план и книгу собственности — этот документ хранился в администрации. Знак судьбы. Мне всё равно нужно было туда заглянуть.
Я взял карту и засунул в карман, подивившись её тяжести. Казалось, бумага была сделана из земли. Из той самой каменистой земли, которую делили на пиды и арпенты, гектары и квадратные футы, но никогда не наедались досыта.
— Гегер?
Никто не ответил.
Я и так потерял много времени. Пружина внутри требовала рывка, но куда?
Одинокая луна, а точнее ущербный месяц, торчала на небе как семафорный глаз. Горизонт разбавился фиолетовым. Будто кто-то подмешал воду в банку чернил.
Прошедший дождь наградил деревья утренней дозой росы. Очень медленно я двинулся наугад, раздвигая мокрые, тяжёлые листья, — ребёнок в чужом саду, — а туман окутывал землю, и шелест шагов принадлежал кому-то другому, как отяжелевшие руки, и голова, наполненная сонным предутренним шепотом.
Не спать!
Одной половиной сознания я видел Афрани, её глаза, расширенные от изумления, тёмные от переполняющего их ужаса, другая же часть рассудка мёртво отсчитывала мгновения — от пропажи до этой самой секунды.
Сколько времени требуется, чтобы выпотрошить человека как рыбу?
Пара минут.
А может, часов?
Или дней — в зависимости от того, чего хочет рыбак.
Куда я должен идти — к дому или к дороге? Если бы Полли похитил Афрани, он обязательно сказал бы об этом, непременно сказал, но удивление на его лице, когда я упомянул про девчёшек, было искренним, и компас внутри меня уже показывал в направлении, о котором я не мог или боялся помыслить.
Что если люди ночью перерождаются?