Кольцо Дамиетте

Рабыня тем временем закончила расправлять драгоценную ткань и медленно попятилась к выходу.

Жрец негромко остановил ее:

– Подойди.

Она покорно сделала несколько шагов и упала на колени, почти упираясь лбом в сандалии Менены. Наготу девушки прикрывала лишь набедренная повязка, по коричневой гибкой спине струилось множество тугих косичек. Жрец нетерпеливо приказал:

– Посмотри на меня.

Девушка подняла склоненную голову. В круглых, вишневого цвета глазах застыл испуг. Вкрадчивый голос Менены был почти не слышен:

– Не бойся… Тебе нужно всего лишь примерить это кольцо. – И он протянул раскрытую ладонь.

Девушка со страхом взглянула на жреца, темная рука с короткими ногтями нерешительно потянулась к кольцу.

Фараон с дочерью против воли замерли, ожидая продолжения. В глазах Тутмоса читалось сердитое недоверие – Единый не мог простить жрецу пережитый страх.

Нубийка осторожно притронулась к украшению, но в последний момент в безотчетном ужасе отдернула руку:

– Прошу, не надо!

– Чего ты боишься, дай руку! – прошипел жрец, хватая вырывающуюся девушку за запястье и с силой надевая кольцо на ее палец.

Мгновение ничего не происходило, из груди рабыни вырвался вздох облегчения. Фараон вопросительно посмотрел на жреца – Менена ждал, в глазах плескалось торжественное спокойствие. Хатшепсут, застыв, не отрывала взгляда от поблескивающей спирали кольца. Вдруг она уловила на руке нубийки мимолетное шевеление, и в тот же миг рабыня, громко вскрикнув, схватилась за кольцо:

– А-а!

Девушка, крича, размахивала рукой. Кольцо соскользнуло и, звякнув, покатилось по каменному полу. На сведенном судорогой пальце горели два маленьких темно-красных пятнышка. Несчастная опрокинулась на спину, вокруг головы в беспорядке рассыпались косички.

По руке девушки поднималась синева, глаза-вишни закатились, изо рта показалась пузырящаяся пена. Было ясно, что ей осталось жить считанные минуты, но Тутмос не стал останавливать Хатшепсут, когда та послала вбежавших стражников за лекарем. Рабыню унесли.

Фараон и жрец без слов переглянулись. Менена, кряхтя, подобрал закатившееся под резную столешницу кольцо и не торопясь уложил его в углубление коробки. Крышка негромко щелкнула, закрываясь, и верховный жрец с поклоном передал украшение царю.

* * *

Погода в Альпийских предгорьях в апреле переменчива. После солнечного дня небо заволокло облаками, горы укрыл густой туман. А ночью за окном шелестел дождь.

Катарина мерила комнату быстрыми нервными шагами. В спальне потрескивали в камине дрова, теплая накидка укрывала плечи – все равно воздух казался девушке холодным. На пути от дверей к окну она замирала возле кровати – широкое ложе скрывал тяжелый полог – и ловила прерывистое дыхание Лауры. Рука бесшумно отодвигала украшенное бахромой одеяло, Катарина с минуту тревожно всматривалась в заострившееся лицо подруги, потерявшееся среди подушек и покрывал, и продолжала шагать. Иногда она останавливалась и мгновение стояла на одном месте, резким движением откидывая со лба неубранные и потому все время мешавшие пряди волос, судорожно заставляла себя не поддаваться панике.

Лаура разбудила ее ранним утром, когда за окном только-только начал сереть рассвет. Сначала, вырвавшись из обрывков сна с непонятными сновидениями, Катарина не могла осознать, что случилось. Лаура, с расширенными от страха глазами, стояла возле кровати, держась за живот и согнувшись от болевых спазмов. Она едва успела сказать, что больна, как приступ тошноты сотряс тело, и девушка опустилась на ковер у постели Катарины, не в силах удержаться на ногах.

Едва взглянув на побелевшее лицо, Катарина бросилась из комнаты. Растолкав спящих служанок, послала за графом и Флорианом. Обессилевшую Лауру перенесли на кровать, дали воды, но рвота не прекратилась. Ближе к полудню начался жар, и обеспокоенный граф Эдмунд приказал послать в Верфен за врачом.

«И куда запропастился Флориан! – сердилась Катарина. – Все в замке знают о болезни Лауры, а его все нет!»

На лестнице толпилась любопытная челядь, служанки, притворно вздыхая, вполголоса судачили у дверей. Маленький Людвиг с мокрыми от слез глазами хватался за кувшины и тазы, не столько помогая, сколько мешая суетившимся горничным. Как ни прогоняла его мать на кухню, он не ушел – даже когда Лаура забылась коротким сном и Катарина выпроводила всех из комнаты, мальчик устроился за креслом у каминной решетки. Он то опечаленно глядел на огонь, – кочерга в руке замирала, не достигнув горящих углей, то, вытянув худую шею, прислушивался к звукам за пологом кровати.

Отец Бенедикт, отпустив прихожан после дневной службы, поднялся к девушкам, и долго молился у распятия в изголовье больной – негромкий уверенный голос на время унес беспокойство, а склоненная в молитве фигура придала Катарине силы и надежду, хотя Лаура оставалась в забытьи.