Кольцо Либмана

— Господин Либман! — Она смотрела испуганно, и в ее глазах отразилось то же, что читалось в глазах моей матери всякий раз, когда она слышала позвякивание отцовского ключа в замочной скважине входной двери — неподдельный бессильный ужас.

— Ира… — заикаясь, прошептал я, сгорая от стыда.

Затем эта гриппующая особа отвела меня обратно в номер. Она мурлыкала что-то утешительное. «Почему вы так волнуетесь из-за пустяков?» Я улегся на постель, сделав сперва несколько глотков водки — прямо из горлышка. Это меня очень подбодрило. Я наблюдал (я хорошо это запомнил), как Ира, у которой появилось как будто сразу шесть рук, принялась рыться в шкафах — казалось, что забарахлил затвор моего зрительного аппарата. Я скомандовал себе: «Янтье, сосчитай до трех!» Но длилось это целую вечность!

К вечеру того же дня все мои вещи лежали в шкафу отпаренные и отглаженные. Я подумал: «Случись меня сегодня хоронить, я отойду в мир иной чистым и опрятным. И о чем это я, правда, так волновался?»

8

На следующий день я проснулся рано. Я дал себе зарок: целый день ни капли спиртного — Янтье Либман, не усугубляй своего положения. Но от такой длинной перспективы, весь день ни капли водки, меня к полудню начало трясти. Надо бы пройтись, длинная прогулка мне совсем не помешает.

Стояла изумительная погода. Я шел вдоль Фонтанки к цирку со стеклянной крышей, это красивое здание построено еще в прошлом веке, вначале я спутал его с оранжереей, из-за сложной стальной конструкции, поддерживающей его изнутри. Перед входом в цирк стоял армейский фургон, из него по металлическому настилу чинно спускался слон. Его действиями руководила хрупкая девчушка с нагайкой в руке, с растрепанной копной волос и голосом, как у сержанта. Перед тем как прошествовать в боковые двери здания, слон победно задрал хобот. Это было веселое зрелище!

Приближаясь к леденцовой церкви, я подумал: «А что, если сегодня вечером консул спросит меня о моей работе? Секретная миссия. Спецслужбы Парижа. Чего ему от меня надо? И дернуло же меня! Придумал, нечего сказать, на свою голову. Лгать дипломату — это все равно что государственная измена? Я и глазом моргнуть не успею, как меня, на основании того или иного соглашения, выдворят из страны. И это станет моим смертным приговором, невероятно, но факт. Мое сердце бешено колотилось, от охватившего меня головокружительного отчаяния. Можно было, конечно, позвонить и отказаться. Меня ведь никто ни к чему не принуждает. Еще этого не хватало!» Я начал кругами ходить вокруг церкви — на меня подозрительно посматривали бродяги и спрятавшиеся за изгородью уличные художники в черных кафтанах с лицами, как у Мессии.

Боже Правый, раз так, пропущу хотя бы стаканчик пива, сказал я наконец сам себе, сдвинул на лоб солнечные очки и спустился по ступенькам в кафе «Чайка».

Наконец-то, впервые за долгое время, судьба оказалась ко мне благосклонна. За стойкой бара сидел мужчина с синим, как губка, лицом; по его беспокойно бегающим глазам пьяницы было заметно, что первым начать разговор он стесняется. Оказалось, что это немец, журналист, редакция его газеты находится в Москве. Он сообщил мне также ее название — что-то такое «Баварское», — но что, я уже позабыл. (Кроме нашей местной газетенки и вестника общества охраны памятников природы, — все его номера я бережно храню на чердаке — мы с женой никогда ни на что не подписывались. «Держись подальше от статистики» — это мое правило). Он только что примчался в город на ночном экспрессе, в связи с кризисом. Я сообщил ему, что я голландец, но что моя бабушка со стороны отца родом из Кельна. Случайно сам он оказался родом из Ахена, города, расположенного по соседству с Кельном.

— Хотите холодного пивка? — спросил он.

Несколько минут спустя я начал осторожно выведывать у него, что ему известно про кризис. «Что именно, по его мнению, может произойти седьмого октября? Революция?» Я рассказал, что уже несколько дней безуспешно пытаюсь раздобыть рубли, но их нет даже в банке отеля «Европа», выходит, здесь и вправду что-то затевается.

— Чушь, — одержимо заспорил корреспондент, и веки его задрожали, как крылышки колибри. — Чушь все это, а не кризис.

Его дальнейший рассказ, в преддверьи моего визита к консулу, я постарался как можно лучше намотать себе на ус. Он начал с истории царей; вместе с придворной кликой они веками грабили эту страну. «Вы только оглянитесь по сторонам! Взять, к примеру, этот город, эту драгоценную шкатулку с французским и итальянским орнаментом и с завитками в духе югенд-стиль, ведь он был построен на миллионах политых кровью костей! (А теперь, вдруг пришло в голову мне, сами цари в виде собственных костей выставлены в саркофагах на обозрение публики). Кнут, пуля, веревка, Сибирь. И за этим часто снова кнут, пуля, веревка и Сибирь. Долгие годы гражданской войны, красного террора, жестокие походы его соотечественников-немцев. Вы ведь понимаете, что я имею в виду?» Я быстро заказал еще две кружки бочкового пива и две рюмочки водки. Наконец-то завязался интересный разговор!