Кольцо Мерлина

Заходящее солнце красило крутые крыши, крытые красной черепицей. Крыши замка были хорошо видны с моря и служили отличным ориентиром для моряков. Оценив эту восхитительную картину, передовые суда могучего флота хана Хубилая решили именно там высадиться на берег Нихона.

На флагманском корабле адмирал Чепе Кетоян Бе сквозь трубку из кожи рассматривал этот естественный путь в плодородные глубины страны. Дым, поднимающийся столбом от сигнальной вышки и горящей соломы в рыбацкой деревне, подсказал ему, что флот уже замечен и гарнизон замка предупрежден.

Его рот скривился в усмешке. Поднялись и затрепетали сигнальные флаги, и идущие следом эскадры джонок рассыпались вверх и вниз по побережью в поисках других бухт и мест для высадки. Адмиральское судно шло прямиком в бухту Хага.

Как всегда, замок Шори был готов. Ответа от гонцов барона Куроки еще не последовало, но барон знал, что кланы собираются. Он возблагодарил Инари, что у них было время для подготовки. Им повезло, что прибыл этот незнакомец Горомэ. Он оказался знающим человеком. По его планам были построены метатели камней, и сейчас их поднятые "руки" смотрели ввысь вдоль зубчатых стен. Барон никогда раньше не видел устройств такой силы, однако оценил их значение.

Горомэ стоял рядом с ним, глядя на море. Был поздний вечер, но еще стояло лето — август 1281 года по западному летоисчислению, 1941 год по календарю барона. Звезды были огромными и яркими, и, хотя было новолуние и луна сузилась до крошечного серпа, она давала столько света, что можно было легко рассмотреть темные очертания огромного флота, лежащего на якоре у входа в гавань. Они заметили небольшие лодки, которые отделились от корпусов больших кораблей и двинулись к двум мысам, ограничивающим залив.

Барон знал, что, хотя на передовых укреплениях наблюдатели уже уничтожены, некоторые остались под землей в хорошо скрытых ямах, ожидая полной темноты.

Монголы со вспомогательными китайскими и корейскими силами не встретили сопротивления при занятии этих стратегических точек. Гавань теперь принадлежала захватчикам.

Барон повернулся к Гвальхмаю. "Это час тигра, а тигр является символом нашей силы, как дракон — их символ. Если мы ударим сейчас, мы обретем лицо, а они потеряют. Но все же я бы дождался полной темноты".

Гвальхмай улыбнулся. "Если мне будет позволено уточнить, благородный господин, монголы не уважают понятие "лица". Небольшое преимущество, которое мы могли бы получить в результате этой вылазки, для них ничего не значит. Это жестокие люди, они уважают только силу, которой у нас мало.

Тем не менее, все, что мы сделаем сегодня ночью, несомненно, придаст нашим людям мужества. Если мы сможем продержаться до прибытия армии сёгуна, мы не можем просить о большем. Надо использовать все средства, и выбор момента атаки очень важен. Если нам удастся выиграть немного времени, то, возможно, они не продвинутся дальше этого прохода в течение нескольких дней. Если армии встретятся на равнине за перевалом, шансы будут более равными.

Подождите еще немного. Ударьте в час курицы (три часа ночи), в самый холодный час, когда они будут сонными. В этот час они меньше всего будут ожидать нападения, их боевой дух будет слабым. Курица не отличается храбростью".

Ночь заканчивалась, и костры монголов на обоих мысах почти потухли. Стояночные фонари неподвижного флота бросали длинные полосы света через тихую бухту. Ни на кораблях, ни на берегу не было слышно ни звука. Спали все, кроме часовых с каждой стороны. Шел час курицы.

Вдруг на стене замка Шори трижды мигнул огонек; через мгновение он мигнул еще три раза, но под другим углом. Сначала он посветил в сторону левого мыса, а потом в сторону правого.

Бесшумно, на смазанных маслом петлях открылись потайные люки, покрытые цементированным гравием, которые скрывали глубокие ямы. Из них выбрались обнаженные люди, которые с мечами и кинжалами молча побежали к монгольскому лагерю.

Часовые захлебнулись собственной кровью и умерли без крика. Нападавшие забрали копья часовых и прошли мимо постов убитых. Другие соскользнули в воду и поплыли к кораблям, поднимая ряби не больше, чем рыбы. Все произошло тихо и молниеносно.

Прошло какое-то время. Гонг отметил очередной час ночи, но перед сменой караула на безмятежном море стали происходить странные вещи.

Некоторые из дальних джонок беспорядочно качались во время прилива. Они дрейфовали к берегу, все глубже забираясь в тесное скопление неподвижных кораблей, пока не столкнулись с ними. Испуганные сонные моряки бросились к лестницам и обнаружили задраенные люки, дым повсюду и мертвых часовых под ногами.

Трюмы все еще находились в руках монголов, но палубы принадлежали Нихону!

Потом загорелись спущенные паруса, поскольку снаружи подходили всё новые захваченные суда, уже пылающие. Со срезанными канатами они врезались в суда, стоящие на якоре, безнадежно запутывая такелаж. Огонь распространялся.