У Гекаты на губах играет понимающая улыбка. Я с опаской смотрю на нее. Эта женщина способна призывать мертвых. Она обратила Платона в вампира, чтобы сделать его бессмертным. Говорят, у нее больше магии, чем у всех богов, вместе взятых. На месте Гекаты я бы очень разозлилась на аристоев, которые запретили ей видеться с возлюбленным. Однако она не сопротивлялась, а спряталась. Может, вся эта показная крутость – всего лишь прикрытие. А может, и нет.
– Почему ты подвергаешь себя такой опасности? – как бы между прочим спрашивает она. – Чего ожидаешь? Твой брат мертв.
– Мертв. А ты весьма хорошо осведомлена. И наверняка в курсе угроз Осириса. – Нельзя показывать слабость перед этой женщиной. Азраэль едва заметно придвигается ко мне. Губы Гекаты изгибаются еще немного, ведь от нее не укрылся этот жест. – Я хочу, чтобы вы покинули наш мир. Вам здесь не место. Никому из вас, – твердым голосом произношу я.
Геката смеется.
– Как ты умна. Вот только я сомневаюсь, будет ли людям лучше без нас.
– Время покажет.
– Ты очень смелая девочка. – Звучит почти как похвала. – Но прежде чем я пущу тебя к нашему оракулу, ответь мне на один вопрос.
– Еще один? – отзываюсь я скучающим тоном. Откуда-то до нас доносится шум торопливых шагов, но Геката не отвлекается. – Что ты хочешь знать?
Она формулирует предложение очень медленно и четко.
– Чего ты боишься, леди Нефертари де Вески? Перед чем испытываешь страх? Расскажи мне, и я пропущу тебя к оракулу. Это жертва, которую должен принести каждый, кто желает к нему попасть.
Я хмурюсь. Чего я только ни ожидала, но не такого. Почему ее волнуют мои страхи? Она ими подпитывается? Я бы не удивилась, но Азраэль меня предупреждал. Любой бог и богиня требуют жертву за услугу.
– Ты не обязана ей отвечать. – Ладонь ангела ложится мне на спину. – Она просто любопытная ведьма.
Возможно, но не думаю, что это обыкновенное любопытство. Она спросила об этом не без причины. Ей известна моя история и самая большая слабость. Геката терпеливо ждет. Душа Малакая уже стала рычагом давления в руках Осириса, ее невозможно уничтожить дважды. А мне нужно это кольцо.
– Величайшим моим страхом было потерять родителей и брата. Людей, которых я больше всего люблю. Теперь же… – я делаю небольшую паузу, – теперь я уже ничего не боюсь. – Это ложь, и я осознаю это в тот момент, когда произношу. Мне еще есть что терять.
Геката склоняет голову набок.
– Ты бы умерла вместо них, если бы могла?
– Довольно, – рычит Азраэль.
Мы обе не обращаем на него внимания. Это просто проверка.
– Ты бы принесла эту жертву ради них?
«Смерть не отличается от жизни», – перевожу мысленно. Высказывание Фалеса. Он жил еще до Платона. Похоже, эта богиня питает слабость к греческим философам.
У нее на лице мелькает одобрение.
Азраэль теряет терпение, и проявляются его крылья. Богиня не моргает и глазом.
– Она ответила на твои вопросы, теперь дай нам то, ради чего мы здесь.
– Дам. – Черты ее лица мерцают, и, если подобное возможно, Геката становится еще красивее. Однако она не из тех женщин, которым можно угрожать. Даже если ты высший ангел. – Но если хочешь ее сопровождать, то мне и от тебя нужен ответ на вопрос. Чего боишься ты, ангел смерти? Что-то изменилось?
Я уже знаю ответ на этот вопрос, но мне все равно кажется, что Азраэль вонзает клинок мне в живот, когда произносит его вслух.
– Я боюсь того, что Нейт не будет в живых, когда мы вернемся.
Богиня весело смотрит на него.
– Значит, по-прежнему прекрасная Нейт. Кто бы мог подумать.
Тут можно поспорить.
Я хочу спросить, что она имеет в виду, но Азраэль подталкивает меня вперед, и за нами с грохотом захлопывается дверь. Вздрогнув, я издаю стон.
– Тут темно, хоть глаз выколи, – жалуюсь я. – Опять. Поправь меня, если я неправа, но у нее явная склонность все драматизировать.
Ангел тихо смеется, а потом я чувствую на себе его руки. Это ощущение не должно быть таким знакомым.
– Мне надо было взять с собой зажигалку, а не нож, или еще лучше фонарик.
– Ты слишком нетерпелива.
Едва он это договаривает, на стенах вспыхивают тысячи замысловатых символов, чисел и знаков, озаряя помещение неземным светом.
– Что это? – ахаю я.
– Это, моя дорогая
Вывернувшись из мужских объятий, я подхожу к стене. Осторожно дотрагиваюсь до одного из символов, и он тает под подушечкой пальца. Я быстро отдергиваю ладонь.
– Нельзя было этого делать, да?
– Да, но он снова проявится в каком-нибудь другом месте. Истина никогда не теряется.