Кольцо с шипами Карина Рейн (СИ)

От него итак хоть на стену лезь, какая-то ненормальная мания тотального контроля…

— Ну всё, здесь я закончил, — вмешивается в мысли голос Германа Феликсовича, который для меня звучит как гонг к окончанию пыток. — Сейчас мы аккуратно вытряхнем тебя из платья, и можешь быть до завтра свободна.

— А когда всё это закончится? — спрашиваю, со стоном удовольствия скидывая с ног опостылевшие каблуки. — Я в самом деле нужна на каждой примерке?

— Ну, если вместо тебя за Демида выйдет замуж кто-нибудь другой, ты можешь привести её, а сама отдыхать, — саркастично усмехается, и я снова закатываю глаза. — Это ведь тебе нужно в первую очередь, дорогуша, так что ты будешь здесь всякий раз, как я скажу, понятно?

— Так точно, — по-военному отвечаю и послушно поднимаю руки вверх.

Портной осторожно снимает с меня платье, чтобы не задеть меня булавками, и накидывает его на портновский манекен, чтобы оно не помялось и не потеряло форму. Манекен оказывается меньше меня, так что его приходится подгонять под мой рост, чтобы подол не лежал на полу. Я остаюсь в одном белье, но меня это ни капли не смущает, хотя поначалу я всё же чувствовала себя некомфортно — до тех пор, пока Герман Феликсович не убедил меня в том, что к портным нужно относиться, как к врачам — словно к бесполому существу.

Пока портной прячет моё платье за ширмой — на случай неожиданного визита Демида — я накидываю на себя шёлковый тёмно-синий халат, отделанный кружевами: с недавних пор шёлка и кружев в моей жизни стало как-то многовато, но возражать я даже не думала. Поворачиваю ключ в замке, открываю дверь и тут же попадаю прямо в руки Пригожина, который обманом заставил меня поверить в свой уход. Его сильные пальцы мёртвой хваткой застывают на моих предплечьях, стягивая ткань, отчего халат на груди немного расползается в стороны, открывая на его обозрение края белого белья. Под прожигающим рентгеновским взглядом Демида мне становится трудно дышать, так что я вырываюсь и запахиваю халат потуже.

— Тебе надо хорошо питаться, чтобы фигура не была такой костлявой, — его низкий голос проникает под кожу, заставляя дрожать и крепко держать края халата.

Проглатываю шпильку по поводу того, что он мог бы найти себе кого-то другого, но ответить мне в любом случае не даёт Герман Феликсович.

— С этим пока придётся повременить, — качает головой. — Платье подогнано под её нынешнюю фигуру, и любое изменение отправит насмарку весь мой труд. Я потратил на него три недели; до вашей свадьбы остаётся неделя — я при всём желании не успею его перешить.

Демид кивает.

— Никто не собирается откармливать её, как поросёнка на убой, Герман Феликсович, — хмыкает. — После свадьбы ею основательно займутся диетологи — подберут правильный режим питания и так далее.

— Снова будешь подгонять меня под рамки своих идеалов? — недовольно хмурюсь и складываю на груди руки. — Тебе проще найти готовое изделие, а не тратить ресурсы на ту, которая всё равно не оценит твоих трудов.

— Я никого ни под что не подгоняю, — снова злится Демид. — Это нужно для твоего же блага, потому что твоя худоба ненормальна. И если ты наконец закончила препираться, то одевайся: в доме уже отреставрирован первый этаж, хочу показать тебе результат. Собирайся, я подожду внизу.

Пригожин уходит, не дав мне возможности ответить, но меня это не сильно расстраивает: порой удивляюсь, как легко мне удаётся ломать отношения с людьми — пусть даже не вызывающими симпатии.

Очередной тяжёлый вздох, и я всё же решаю прислушаться к голосу разума: поскандалить и сделать что-то наперекор я всегда успею, а пока что лучше побыть паинькой. Меняю дорогое белое бельё — выбранное Демидом специально для первой брачной ночи — на такое же попроще: все мои старые вещи Пригожин попросту выбросил, аргументировав это тем, что так у меня будет больше мотивации обновить гардероб. Ну не знаю, пока что у меня только прибавилось мотивации придушить этого самоуверенного высокомерного павлина, который возомнил себя царём…

Выбираю самые простые вещи, которые буквально с боем выбила себе в магазине — светлые, почти белые, джинсы, белый топ на тонких бретельках и белоснежную рубашку. Правда, джинсы были тёртые, дизайнерские, и рубашка модная, с россыпью настоящего жемчуга, но это всё же не вычурное вечернее платье, в котором даже с моей костлявой фигурой было трудно дышать. Я пыталась убедить жениха в том, что мне не нужно столько баснословно дорогущей одежды, которую завтра придётся выбросить, если я вдруг немного поправлюсь и не смогу в неё влезть. Его ответ меня не сильно удивил — небрежная отмашка и снисходительная улыбка: кажется, это его любимая реакция на всё, что происходит вокруг — особенно, если дело касается меня. Ну и плюс у богатых свои причуды.

Сжечь на свечке миллион пятёрками? Пфф, да не проблема!

Господи, угораздило же меня вляпаться…