Кольцо Соломона

— Позволь, я угадаю, — сказал я. Очень удачно, что я был в обличье шумерского копьеносца, а не в каком-нибудь другом, более оригинальном виде. Простые истины и без того достаточно трудно переварить, чтобы еще слышать их из уст пучеглазого беса, крылатой змеи, клубов ядовитого газа или четырехликого демона [109](это только несколько, для примера). — Ты не смогла убить Соломона оттого, что в глубине души знала, что он говорил правду. И про Саву, и про Кольцо. Нет уж, помолчи минутку и дослушай. Так вот, а это, в свою очередь, означает, что ты понимаешь: ваша драгоценная царица ошиблась. И мысль эта тебе не нравится. Не нравится потому, что это значит: она отправила тебя сюда по ошибке и жизнью ты рисковала зазря. А еще потому, что, если ваша царица не безупречна, это ставит под вопрос весь смысл твоей жалкой короткой жизни: делать то, что она велит, и жертвовать собою ради нее. Ах да, мало того: это ставит под вопрос и самопожертвование твоей матери тоже!

Девчонка вздрогнула и слабым, очень слабым голосом произнесла:

— Ты ничего не знаешь о моей матери.

— Я знаю то, что ты мне сказала. Она умерла, защищая царицу.

Девушка зажмурилась.

— Да. И я видела ее смерть.

— Так же как и ты рассчитывала умереть, выполняя это задание. Отчасти ты даже надеялась на это.

Тут что-то в ее лице как будто смялось. Я умолк и отступил на шаг. Выдержав паузу, я спросил:

— Ну, так когда это случилось? Недавно?

— Давным-давно… — Девушка посмотрела на меня. Ее лицо по-прежнему было яростным, но ярость эта теперь растрескалась и сломалась, и в глазах у нее стояли слезы. — Мне шесть лет было. Это были горцы, они взбунтовались из-за налогов. И попытались убить царицу.

— Хм, — задумчиво сказал я. — Убийцы, напавшие на главу государства… Ничего не напоминает?

Девушка как будто не слышала.

— Моя мать преградила им путь, — сказала она. — И они…

Она отвернулась и устремила взгляд на сады. Там все по-прежнему было тихо-мирно. Повинуясь внезапному порыву, я снял пергаментный шар с перил. Мне вдруг пришло в голову, что его приглушенная аура должна быть видна издалека.

Ашмира привалилась к каменной стенке, уронила руки. Впервые за все время нашего сотрудничества я видел ее совершенно неподвижной. Конечно, ей и прежде случалось останавливаться, но это всегда были лишь перерывы между вспышками лихорадочной активности. А теперь то ли мои слова так подействовали, то ли ее воспоминания, то ли что-то еще, но она внезапно затормозилась, сникла, не зная, что делать.

— Но если не брать Кольцо, — сказала она глухим голосом, — чего я добьюсь? Ничего. Я буду такой же пустышкой, как теперь.

Пустышкой? Копьеносец почесал свой мужественный подбородок. Эти мне люди с их проблемами! Честно говоря, в этом я не силен. Нет, разумеется, мне было вполне очевидно, что все эти годы девочка стремилась подражать матери — и только затем, чтобы в самый миг своего торжества обнаружить, что не верит по-настоящему в то, что делает. Это-то я видел довольно отчетливо. Но вот теперь, перед лицом охватившего ее отчаяния, я не знал, что делать дальше. Тщательный психологический анализ [110] — дело одно, а вот конструктивные предложения — совсем другое.

— Послушай, — начал я, — ведь еще не поздно отнести Кольцо обратно Соломону. Мстить он тебе не станет. Он слово дал. А потом, думаю, он испытает слишком сильное облегчение. А то есть еще другой выход, ты о нем, наверное, не подумала: выкинуть Кольцо в море. Избавиться от него навсегда. Это вообще идеальное решение проблемы: Саве больше ничто грозить не будет, вашей царице не придется выносить эту боль — и плюс это избавит от множества неудобств целое воинство духов.

Девушка не то чтобы согласилась на это разумное предложение и не то чтобы отвергла его. Она стояла все так же — сникшая, с опущенными плечами — и смотрела во тьму.

Я попробовал еще раз.

— Ты говоришь, что чувствуешь себя пустышкой, — сказал я. — Мне кажется, ты просто чересчур переживаешь по этому поводу. Твоя проблема в том, Ашмира, что от тебя слишком…

Тут я осекся, внезапно ощутив тревогу. Мой точеный нос задергался. Я принялся озабоченно принюхиваться.

Это заставило ее слегка очнуться. Она негодующе вскинула голову.

— Ты хочешь сказать, что от меня слишком воняет? О прекрасная Сава, вот уж что меня совершенно не волнует!

— Да нет. Не от тебя.

Мои глаза сузились. Я окинул взглядом пустынную галерею. Колонны, статуи, расставленные там и сям кресла — все выглядело тихим и спокойным. Но где-то поблизости… Ой-ей!

— Ты не чувствуешь запаха? — спросил я.

— Тухлыми яйцами несет, — сказала девушка. — А я думала, это от тебя…

— Нет, не от меня.

Повинуясь внезапному озарению, я бесшумно прокрался прочь и вышел на середину галереи. Остановился, принюхался, прислушался, прошел немного вперед, снова принюхался. Сделал еще шаг… развернулся и разнес на куски Взрывом ближайшую статую.