Колыбель

Только язык у них какой–то дурацкий. «Оранг–гутанг» — это «обезьяна, лесной человек», а чтобы сказать просто «человек», надо сказать «оранг–оранг». И почти про все так, два раза. И, в отличие от убудцев, они русский язык учить не собираются. Хотя русских тут, возле аэропорта, до черта. Кто–то даже смог устроиться в мастерские. Русские — рукастые и поневоле здесь непьющие и пашут за жратву и надежду отсюда выбраться. Денис, конечно, в первый же день сбегал в мастерские, рассчитывая найти там дядю Сашу — уж кто у нас самый рукастый! Не было там товарища инженера, а ведь, по всем прикидкам, он оказался здесь никак не до заварухи. Катер был направлен вслед за бревном точнехонько по курсу его инженерского наития и выплыл, безусловно, туда же, куда до того выплыл ковчег. Мог и сгинуть товарищ инженер, Денис предпочитал даже не вспоминать ощущений, пережитых на той волне. Какие там австралийские виндсерфинги, барьерный–хрен–риф! Денис, наверно, гордился бы собой, если бы не было так тотально тошно от этой жизни, достигнутой в результате несомненного подвига. Одна гнетущая жарища чего стоит. Убудь, ты курорт для тела и сердца в сравнении с этой Незией.

И к тому же все время мутит и несет.

Да, да, дядя Саша, скорее всего, сгинул: такая волна… Правда, остается вопрос: а та ли самая? Все–таки катер отставал от бревна на несколько дней как минимум. Но местные говорят только об одном цунами — так, по крайней мере, их поняли те, кто все же разбирает их лопотню. Доходя до этого места в рассуждениях, Денис чувствовал, что в голове поднимается гул и лучше свести сознание с резкости, не то свихнешься. И главное, какой тебе хрен в том, что может быть, а что невозможно?! После всех этих убудских хронозагогулин надо спокойнее смотреть на все. Вот болтать не надо. Не надо делиться опытом, который любому, даже ненормальному, покажется бредом.

Зашелестели редкие, сухие, с огромными, как бы слюдяными листьями кусты. Неунывающий баламут Васьков. Они как–то сблизились легко, само собой разумеющимся манером, как иногда бывает с людьми в небывалых ситуациях. Непонятно, кто в ком больше нуждался: Денис в суетливой, разносторонней активности Васькова или тот в его заторможенности и скептицизме. Васьков подбежал запыхавшийся и, рухнув на четвереньки, просвистел:

— Самолет.

Он бежал со стороны свалки, поэтому принес с собой волну вони, и теперь ее надо было пережидать.

— Какой самолет?

— Русский самолет.

В последнее время тут самолеты садились нечасто, и все больше военные, хотя аэродром был не военный. Кашалоты с туристами в брюхе иногда тоже садились, но никогда из России. Еще бы, при таких раскладах.

Но Денис все равно спросил:

— Не чартер?

— Да ты что, грузовик. Семьдесят шестой.

Грохот за железной стеной стих, как будто там прислушивались. Васьков, тихо сипя, подполз ко все еще лежащему с закрытыми глазами товарищу. Денису была неприятна его четвероногость, даже не наблюдаемая воочию.

— Я уже успел с ним поговорить. Да, знаешь, кто главный? Бут. Тот самый, тот самый. Которого посадили в Штатах. Но я не с ним говорил, есть там у него паренек. Бут большой человек, до мелочей не касается. Так вот, нас берут на борт.

— Сколько денег?

— Если местными, то лимон.

Денис то ли усмехнулся, то ли кашлянул.

— Да ты не спеши.

— Чего «не спеши»! Даже если я обе почки продам, не хватит.

— И не надо почки. Все равно там очередь на неделю, и хирург эфиоп, — шептал Васьков.

— Тогда что?

— Помнишь, я тебе говорил про петушиный тотализатор?

— Чепуха, там всегда вокруг толпа народа. Да и какие мы налетчики!

— В крайнем случае, в тюрьме не намного хуже, чем здесь, на свалке.

Подтверждая слова Васькова, лежащего накрыла такая тяжелая волна обонятельных испражнений, что он даже сел.

— Нет, тюрьма — это тюрьма, — отрицательно покачал головой по матрасу Денис.

— А ты прикинь — Домодедово!

Денис открыл глаза.

Круглолицый друг улыбался и расчесывал треугольный лишай на щеке.

3

Как и все интересное и азартное в пресном мире, петушиная мясорубка была запрещенным развлечением. Что казалось глупостью. Куда еще девать петуха, если ты не варишь из него лапшу? На ринг!