Колыбель

— А как же? Я же тебя не люблю... так, как ты думаешь. А ты не сможешь меня любить, как я хочу.

— А дитя?

— Что дитя? Ему сейчас все равно. Ему отец понадобится только через пять лет, когда он начнет соображать, что к чему.

Зайцев вздрогнул. Представил себя через пять лет. Ему стало горько от сознания, что Груша так холодна, что он уже немолодой.

— Ты так рассуждаешь безжалостно, Груня!

— У меня ребенок. Я должна дать ему все необходимое. Я должна так рассуждать. Так и не иначе.

— Против природы не попрешь, — говорит Колчедан. От него по-прежнему пахнет морем и красками, хотя и мылся он под краном, и переоделся в новое: в белую рубаху, вельветовые брюки. Олисава глянул на него сбоку, мельком. И заметил в рыжих кудрях свет первых сединок. Глянул еще раз и заметил под ногтями больших смуглых рук художника темные полоски краски.

— Что ты имеешь в виду, Валера?

— Да я сам еще дитя, понимаешь. Не чувствую я себя взрослым, а тут человек уже родился, который мне сын. Подпирает время. Природа требует свое. Чего именно она требует? Обновления! Пока молоды родители, выжимает из них продолжение... А ты, наверное, уже не чувствуешь себя мальчишкой?

Олисава не ответил. Подъезжали к роддому. Он увидел на крыльце много цветов и Шуру Бакланова со свертком в руке. Сосед спускался с высоты крыльца плавно, словно нес что-то необыкновенно хрупкое. За ним шла женщина. Олисава ее никогда не видел. Олисава глядел на нее — молодую, красивую и думал: это, наверное, та самая, которая родила Бакланову сына.

Летит время, ни мгновения не мешкая. Но сто́ит лишь задуматься о нем, как в одном из бесчисленных звеньев его откроется необъятное пространство Памяти, где время измеряется и движется по воле того, кто вошел в это пространство. Этот счастливчик может видеть там и то, что было, и то, что будет... Он одновременно видит идущих рядом и давно прошедших.

Вот появилась на крыльце еще одна женщина. Как изменяют их роды! Олисава вышел из машины, открыл заднюю дверку. По ступеням крыльца спускалась еще одна пара с ребенком.

Олисава видит идущих рядом и тех, которые прошли. Он ступил в пространство Памяти, где человек может ощутить себя бессмертным, хотя бы ненадолго, временно. Память — суть Времени. По ней мы сверяем течение собственной жизни. Правда, делаем это редко. Чаще бы! Добрее бы жилось, чище!

Вот и сейчас Олисава в этом потоке времени, где весны, лета мелькают, летят сквозь мир. Вошел человек и снова увидел великое прошлое народа и счастье настоящего.

Пчелы осени гудят, кружась над цветами весны, которые вырастил Шура Бакланов и принес к ногам своей любви.