Читаем Колыбель богов полностью

Конечно же, у себя в Микенах они уже упражнялись с животными, и для поездки на Крит отобрали самых лучших атлетов, но вся проблема заключалась в том, что для таврокатапсии по случаю «рождения» миноса предназначался особый бык — таврос. Таких быков разводили только на Крите. Священный таврос всегда был очень крупным, обладал особой свирепостью и имел огромные рога, за которые удобно хвататься во время смертельно опасной таврокатапсии.

Все микенцы, независимо от пола, были одеты в одежду, которая считалась новинкой — хитоны, подпоясанные простой верёвкой. Она была позаимствована у ионийцев и представляла собой рубаху-юбку. Хитоны были серого — траурного — цвета и не подшитые снизу. Такое платье могли носить или рабы, или те, кому предстояло умереть — как «жертвам» Минотавра.

Тем не менее жители Аминисо встретили микенцев приветственными возгласами, надели им на головы цветочные венки, а правитель пригласил их на праздничную трапезу. Что касается вооружённых микенцев, то лишь некоторые из них сошли на берег, да и то под присмотром воинов Крита. Жители острова опасались грубых и жестоких гостей, которые давно зарились на богатства миноса, но флот у них был слабоват, поэтому если когда и случались стычки с микенцами, то только в море, ведь пиратствовали обе стороны. Захват чужого судна не считался преступлением и ни в коей мере не отражался на отношениях между двумя государствами. Не можешь постоять за себя, оставайся на суше и паси коз.

— Всё, здесь больше смотреть не на что, — несколько разочарованно сказал Даро, когда юные микенцы начали подниматься к вилле правителя Аминисо.

— Пора возвращаться в Коносо, — озабоченно хмурясь, ответил Атано. — Мать, поди, волнуется…

— Но ты ведь сказал ей, куда идёшь?

— Сказал. Да вот только я не предполагал, что задержусь.

— Ну что же, тогда уходим…

Даро нахмурился — ему хотелось ещё побыть у деда в гостях, но бросать друга нельзя. Неожиданно ему в голову пришла интересная мысль, и он, понизив голос, чтобы Акару не услышал, молвил:

— А не хочешь ли немного развлечься?

— Это как? — заинтересованно спросил Атано; он знал, что его друг — большой выдумщик, с ним никогда не соскучишься.

— Навестим наставника Апикаразоро!

— О-о… — Глаза Атано загорелись, как два уголька в ночи.

И он утвердительно, с радостью кивнул головой.

<p><strong>Глава 4</strong></p><p><strong>ОПАСНОЕ РАЗВЛЕЧЕНИЕ</strong></p>

Жрец-наставник Апикаразоро, управитель Бычьего двора, главной обязанностью которого было поддержание порядка в своём обширном хозяйстве, а также обучение юношей и девушек Крита обращению со священными быками, наблюдал за группой мальчиков, которые развлекались перед началом занятий как могли. Один из них, видимо, самый смелый (и глупый! — сердито подумал жрец; но останавливать его не стал), вошёл в загон, где в тенёчке под небольшим навесом прохлаждался бык-ветеран, обычно использующийся в учебном процессе.

Бык был старым и мудрым; в конечном итоге он понял, что люди не сражаются с ним, а играют и от него требовалось лишь одно — явить им свою неукротимость и свирепость, что с годами давалось всё сложнее и сложнее. Наверное, ему очень хотелось понежиться в полном покое и хорошо бы на зелёном лугу, подальше от людей, но его и в достаточно просторном стойле холили и лелеяли, кормили отборной травой и дроблёным ячменём и давали пить только чистую, очень вкусную воду из горного источника.

Увидев перед собой маленького человечка, бык поначалу опешил — это что ещё за диво?! Какое-то время он задумчиво разглядывал мальчика, а затем презрительно отвернулся от него и продолжил неспешно двигать челюстями, пережёвывая охапку свежей травы, которую рабы накосили утром большими серпами. Однако нарушивший его покой маленький человечек был настырным и нахальным. Он начал дразнить быка (скакать, как козлёнок, блеять, лаять по-собачьи, корчить страшные рожицы), а затем и вовсе совершил недопустимое — взял палку и ткнул ему в нос. Это было самое больное место любого парнокопытного животного, и тут уж бык не вытерпел надругательств над своим достоинством.

Взревев, он выскочил из-под навеса и начал рыть землю огромным копытом. Бык был страшен в гневе, и даже опытный жрец-наставник не мог точно определить, наигранная его ярость или натуральная. Апикаразоро встревожился и уже хотел вмешаться, чтобы предотвратить неизбежную трагедию, — он хорошо понимал состояние быка и видел, что тот и впрямь может натворить бед — но не успел. Маленький наглец начал пританцовывать перед рассерженным быком и размахивать палкой, что и вовсе взбесило животное.

Нагнув голову и выставив вперёд свои огромные рога цвета светлого янтаря со спиленными острыми концами, бык ринулся вперёд с устрашающей мощью. Казалось, что ещё миг, и он просто размажет мальчика по каменистой земле загона. Со стороны могло показаться, что парнишка сильно напуган; он уронил палку и стоял перед быком неподвижно, как истукан, даже не пытаясь отскочить в сторону, убежать или забраться на ограду загона.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза