Колыбель богов

У Лабиринта было несколько входов. Каждый из них имел своё предназначение и предусматривал определённый круг входящих через него лиц. Даро знал это и сразу же направился к боковой лестнице, по обеим сторонам которой располагалась колоннада, поддерживающая крышу. Через этот вход стража обычно пропускала жрецов невысокого ранга, мореплавателей и небогатых торговцев. Ярко-красные колонны покоились на белоснежных пьедесталах, а их капители[50] были окрашены в чёрный цвет. Синие архитравы[51] с белой полосой посередине подчёркивали стройность и монументальность колонн, а нарисованные на них священные символы покрывала позолота.

— Ты кто такой? — спросил один из стражей, решительно преграждая юноше путь наверх.

Даро не стал с ним говорить, лишь не без некоторого высокомерия показал знак своего достоинства — кольцо с печатью из оникса, на которой было искусно вырезано изображение корабля и его имя с помощью древнего символа. Подобные печати имели все, кто был вхож во дворец, в том числе и кибернетосы. Они являлись пропуском во дворец. Своё кольцо Даро получил только тогда, когда прошёл все науки, полагающиеся кормчему.

Недоверчиво хмыкнув, страж оглядел его с ног до головы, — больно юн для кибернетоса, угадал его мысли Даро, — но промолчал и, почтительно поклонившись, ответил на короткий вопрос, где можно найти жреца Апикоту.

Миновав стражу из четырёх воинов в полном боевом облачении, расположившихся в начале лестницы, Даро продолжил подъём, пока не оказался на просторной веранде. С неё открывался чудесный вид на речку, город, обширную равнину за ним и синеющие вдали горные хребты, а также две самые высокие горы — священную Иду, облюбованную богом Дивеем, и Юкту. Но любоваться красотами природы Даро было недосуг. С правой стороны веранды находился новый лестничный марш, более узкий и крутой, чем прежний, но юноша взлетел по нему наверх как на крыльях. Наконец-то он добрался туда, куда ему нужно!

Не задерживаясь, Даро прошёл длинный коридор, такой широкий, что по нему можно было проехать повозкой, в которую запряжена пара быков, пересёк несколько богато расписанных фресками помещений, поднялся снова по лестнице и наконец оказался во владениях жреца-лекаря, который следил за здоровьем самого миноса.

Помещение, в котором оказался Даро, оказалось достаточно просторным. Оно было сплошь заставлено различными сосудами (конечно же, с лекарственными отварами, настойками и мазями) — от крохотных ионийских алабастронов[52], амфорисков[53] и арибаллов[54], до больших микенских лекифов[55] и критских амфор. Всё это многообразие теснилось на полу, на скамьях и в нишах, устроенных в стенах помещения на разной высоте. Жрецы-лекари, кроме своих непосредственных обязанностей по врачеванию больных, были ещё и поставщиками мазей, притираний, благовоний и омолаживающих средств для придворных прелестниц и самой правительницы.

Из комнаты хорошо просматривался балкон, на котором в тени были развешаны для просушки связки лекарственных трав и кореньев. В помещении стоял такой густой, терпкий аромат, что Даро невольно чихнул, чем привлёк к себе внимание жреца.

Апикота был сухощав, подтянут и носил небольшую пегую бородку. Его хитон тёмного цвета — длинное (до лодыжек) одеяние по ахейской моде из простой материи, полагающееся жрецам-лекарям, — был подпоясан красным витым шнуром и сколот на плече серебряной пряжкой с изображением головы быка.

Даро почтительно поклонился жрецу, произнёс необходимое в таких случаях приветствие и застыл в позе просителя. Негоже было приступать к делу сразу, несмотря на срочность; старший по возрасту и гораздо выше по положению жрец должен был начать разговор первым. Если, конечно, пожелает. А он, судя по хмурому выражению на смуглом лице, не был расположен к общению. Тем более с незнакомым юнцом, который не был придворным и который явился без приглашения. Тогда Даро как бы невзначай положил правую руку на пояс набедренной повязки — чтобы жрец обратил внимание на перстень-печатку.

Его замысел оказался удачным. Глаза почтенного Апикоты всё ещё были зоркими и он разглядел изображение корабля, вырезанное искусным мастером на красновато-коричневом ониксе.

— Юный кибернетос… — В голосе жреца послышалось удивление. — Чей ты сын?

— Кибернетоса Видамаро, — ответил юноша. — Он тяжело ранен и нуждается в помощи.

Жрец без лишних слов начал собираться. Вскоре они уже шагали по дороге к дому Даро. Юноша тащил на плече тяжёлую сумку лекаря с лекарствами, поэтому немолодой лекарь шёл быстро.

Отец был без сознания. Бледная, как полотно, Мелита беспомощно толклась возле ложа хозяина, прикладывая к его горячему лбу кусочки ткани, намоченные в холодной воде. Она напоила Видамаро бодрящим напитком собственного изготовления, — отвар и впрямь обладал целебными свойствами, но толку от этого было немного.