Колыбель человечества

Но это я, говорю, понимал умом. А душа этого не воспринимала, не чувствовала. И в общем я смотрел на всю эту историю точно так, как смотришь, например, на россказни какого-нибудь болтуна-траппера, во время лагерных стоянок где-нибудь у костра потешающего и развлекающего товарищей повествованиями о вампирах, оборотнях, «мудрых женщинах», то есть, извините, ведьмах, и о подобной нечисти. Слушаешь, сознаешь, что слова человеческие. Но все же ведь это — выдумка.

Вот догорит костер, поспеет похлебка, изжарится оленье седло или грудинка, и все трапперы, позабыв о запугивающей человека нечисти, примутся с удвоенным аппетитом уплетать свои немудрые припасы…

Так точно казалось все, происходящее вокруг меня, и теперь единственным реальным фактом было то, что мы живы, что нам тепло, кругом светло и кругом люди. А то, что эти люди совещаются, на какой манер нас зарезать, это казалось какой-то нелепой сказкой, ни малейшего отношения к нашей жизни не имеющей.

Позволю себе пояснить, каким образом было возможно подобное состояние, рассказав маленький пример.

Жаль, вы не знаете Сэма Маркузе, одноногого Сэма, как мы, звероловы, зовем его, потому что, видите ли, у него одна нога как нога, а вместо другой — деревяшка.

А потерял эту ногу Сэм очень курьезным образом: охотясь в Скалистых горах, имел он неосторожность полезть в какую-то трущобу за тушею убитой лани, не захватив с собой карабина. Ну, и когда наткнулся он в чаще на «гризли» — чудовище Скалистых гор, порядочной величины свирепого медведя, пришлось удирать во все лопатки. А медведь погнался и нагнал Сэма в тот момент, когда охотнику удалось взобраться на крошечную скалистую площадку, и схватил «гризли» Сэма за правую ногу и своими страшными когтями сорвал с этой ноги не только сапог, но и всю кожу, да и мясу Сэма досталось.

Понятно, Сэм кричал, как полоумный, и на его счастье другие трапперы, услышав эти крики, подоспели к нему на помощь и уложили «гризли». Но вот в чем штука: все время, пока медведь когтями обдирал ногу, Сэм не чувствовал ни малейшей боли. Понимаете? Словно медведь драл не кожу живую, не мясо, а деревяшку.

Ну-с, не буду долго рассказывать, как Сэма вылечили, но скажу только одно: пришлось ему ногу отрезать выше колена, и ковыляет он на деревяшке. И вот тут-то происходит что-то совсем дикое: перед дождем, а то иногда и так, наш Сэм вдруг начинает чувствовать, как у него пухнут и наливаются болью все пять пальцев на этой самой правой ноге. Иной раз до того, что не выдерживает, зубами скрипит от боли. Понимаете вы в этом что-нибудь, джентльмены? Ведь ноги-то нету, а боль в этой несуществующей ноге чувствуется.

Я откровенно говорю: я ничего не понимаю. Знаю, что это так, и больше ничего. А как объяснить, не знаю. Пусть объясняют другие.

Добавлю только, что Сэм обращался к разным докторам, но ни один помочь не мог. То есть, один и помог, но… Но хоть вы смейтесь, а я скажу: и этот один был не белый, а самый настоящий краснокожий, и был он «медицин-мэ-ном» или колдуном у племени гуронов. И лечил он нашего Сэма окуриваниями, заклинаниями, а еще хлестал он Сэма по… спине, скажем, толстой веревкой. Говорил, что только таким путем и можно изгнать боль из мертвой ноги. Но и гуронскому медицин-мэну удалось только облегчить страдания Сама, но не избавить его от болей раз навсегда…

Зачем я рассказал вам эту историю?

А для того, чтобы дать вам понять, как могло быть, что мы отнеслись совсем, кажется, равнодушно к переговорам Макса Грубера с седобородыми джентльменами.

Кстати, нам и не приходилось особенно задумываться над этим вопросом: было некогда.

Дело в том, что нас отвели в какой-то довольно просторный покой со стенами, сплошь покрытыми странными рисунками, вырезанными на камне. Там нам дали поесть: это было какое-то месиво из зелени, странной на вкус, кусочков мяса, может быть, муки. Но дали нам буквально микроскопическую дозу, так, только раздразнили аппетит. Однако и этого оказалось достаточным, чтобы мы значительно окрепли. А то ведь мы еле держались на ногах.

Мы, конечно, требовали еды еще и еще, но Макс, который вел все разговоры, объяснил, что эти чудаки настаивают на своем: все дадут, все устроят, но требуют, чтобы раньше мы «очистились водой». В конце концов это свелось попросту к горячей бане. Энни подверглась той же самой операции, но, понятно, отдельно от нас: ее забрали две молодые женщины, а нас — целый конвой усатых и голубоглазых молодцов.

Да мало того, что нас выпарили, ей Богу, эти сумасшедшие устроили какую-то чертовщину и со всей нашей одеждой, с нашим бельем. Сначала я думал, они попросту сожгут все наши лохмотья: забрали, да и сунули в какую-то огромную, напоминающую железный шкап печку. Но продержав в ней вещи полчаса, достали обратно, и хотя нам не вручили, по отнесли в нашу же камеру.

— Что они мудрят? — дивился я.

— Производят по всем правилам науки дезинфекцию перегретым паром! — пояснил мне Макс.

— Да зачем?

— Опасаются занесения нами какой-нибудь инфекции.