Через день Аннеке принимала больных от полудня до заката. Тэш принимала больных каждый день, и успевала при этом выполнять все остальные дела, от чисто хозяйственных до магических У нее все получалось без напряжения, как-то само собой. Аннеке же приходилось вставать с рассветом, ложиться спать заполночь, причем совершенно без сил, сразу проваливаясь в глубокий сон. Раньше девушка почти каждую ночь видела яркие увлекательные сны, мало чем отличающиеся от жизни наяву. Теперь же сновидения не приходили почти совсем, слишком уж она уставала. Настал день, и Аннеке поняла: долго так ей не выдержать. И начала с того, что велела больным приходить только два дня в неделю. У бедняг выхода не было, как только подчиниться, и юная преемница Тэш получила передышку.
Впрочем, к удивлению Аннеке, лечение больных проходило достаточно успешно: многие почувствовали облегчение, и за полгода в деревне никто не умер. Особенно Аннеке гордилась лечением годовалого первенца своей двоюродной сестры. Мальчик кашлял и горел в жару неде-лю, прежде чем его родители смирили гордость и пошли на поклон к девчонке-родственнице.
Аннеке не отходила от малыша, закутывая его то в собачью шерсть, то в мокрую простынку, то обмазывая горчицей, поила соком черной редьки с медом и тайными снадобьями, составлеными еще Тэш, и все это под бдительно-недоверчивым взглядом сестры.
К концу второй недели девушка решила, что ребенок умирает: жар страшно усилился, дыхание переходило в хрип, а сердечко билось быстро-быстро, но очень слабо. Сестра тихо подвывала в углу, а Аннеке, исчерпав все известные ей средства, легла рядом с малышом, обняла его и начала тихо звать мальчика по имени, повторяя его снова и снова.
Это продолжалось так долго, что она впала в непонятное состояние между сном и явью, ей показалось, что в необычном голубом тумане она долго бродила, не зная дороги, и наконец увидела своего племянника, уносимого рекой из того же голубого тумана. Зашла в эту холодную туманную синеву по пояс, взяла малыша на руки и пошла назад по тропе, засветившейся перед ней.
Она была уверена, что в конце тропы ее дом, вот он уже показался, вот и крыльцо. Из транса Аннеке вывели радостные восклицания сестры: мальчик спокойно спал, тихо дыша, и жара у него больше не было.
С этих пор родня, до этого опасавшаяся Аннеке, всем сердцем ее полюбила. Зажиточный муж сестры, скупавший у односельчан ремесленные поделки, зерно, мясо, мед, кожи и другие деревенские продукты и продававший все это в ближнем городе Ахте, буквально завалил Аннеке добром и припасами, приговаривая:
-- Расходуй, невестушка, расходуй, не жалей, кончится - привезу еще. Мы же родня, как же не угодить родному человеку.
Сестра кивала.
Эта история прибавили Аннеке популярности и доверия, но девушка все еще боялась лечить больных. Вот и в этот день она в растерянности осматривала черноволосого лохматого и лопоухого мальчишку лет шести, с красной бугристой кожей, покрытой кое-где коростой, а кое-где и потрескавшейся. Из трещинок выступала сукровица. Мальчишку приводили к ней уже раза три, но питье очищающего кровь отвара почти не помогало.
Когда Аннеке повернулась к матери мальчика, чтобы спросить ее, что ребенок ест и пьет, как в комнате раздался глуховатый голос:
-- Что ест и пьет? То же, что и все: ржаную затируху, квас да кислое молоко. Ты, мамаша, березовым дегтем мальчонку мажь, березовым соком весной пои, каждое утро, как солнце взойдет, пусть на лугу по росе катается. И отвар давай, как давала. Идите себе, и скажи всем, чтобы сегодня домой шли... Эй, а приношенье-то оставь, оставь... Рожают тут болезных... Меньше с соседками ссориться надо...
Говорила высокая средних лет женщина, чем-то очень похожая на Тэш, такая же сильная, черноволосая, лишь с небольшой проседью, увешанная амулетами, в простой одежде: домотканной рубахе, темной безрукавке и юбке из грубой шерстяной ткани и в огромном вязаном пуховом платке. Аннеке не видела и не слышала, как женщина вошла, и никогда не встречала ее в деревне. Лицо женщины было загорелым, суровым, обыкновенным. На этом лице выделялись только яркие серые глаза с черной каймой. Казалось, она никогда не печалилась, но и не радовалась. За спиной женщины была обычная деревенская котомка, в загорелой обветренной твердой руке она держала ореховую палку с резьбой удивительной красоты. Палка была почти с нее длиной. Женщина снова заговорила:
-- Меня зову Мати, мы с Тэш дружили. Я погощу у тебя некоторое время, буду тебе полезной.
Аннеке, стоявшая в оцепенении, лишь через некоторое время поняла, что молчать дальше не-вежливо.
-- Добрый день, уважаемая Мати, и добро пожаловать. Меня зовут Аннеке, и я была ученицей Тэш, но теперь, когда Тэш умерла...
-- Я знаю. Я разговаривала с Тэш, и та просила меня позаботиться о тебе.