Он подобрал меня на стоянке и, отъехав каких-нибудь двадцать метров, забрался ко мне, притихшей на заднем сиденье. Неистово начал целовать. В перерывах между поцелуями… ничего не говорил. С силой стянул с меня одежду, чудом ее не порвав. Жадно схватил мое хрупкое тело и втиснул между сиденьями, поставив коленями на раздвижной столик. Я утопила ладони в кожу подушек, чтобы удержать равновесие. Обжигая до ряби мою спину языком, правитель нетерпеливо вошел сзади. Ничего не говорил. Только мерно утолял свой голод.
Приостановился и, не отрываясь от меня, дотянулся до бутылки с газированной водой. Сделал несколько глотков. Остальное внезапно опрокинул на меня. Вода зашипела на моей спине, как на горячем камне, прохладным ручейком побежала вдоль позвоночника, стекая по ягодицам на лозу мужчины. Вздрогнув, я изогнулась, застонала, распаляя азарт игрока, и тот с неистовым желанием продолжил восхождение к вершине.
Потом он отвез меня домой, и я не говорила ни слова.
Вы, вероятно, думаете, что и настроение мое на вершине. Нет. Захлебываясь, оно тонет. А вместо ощущения счастья, меня продолжает остерегать тревога. Почему, откуда она берется? Не знаю. Даже в самые, казалось бы, счастливые минуты я носила неосознанное убеждение, что Монстр утянет меня за собой в бездну. Я словно нарисовала картину своего счастья под дождем. Краски и контуры плыли, а я продолжала их усердно подпитывать и рихтовать. Возможно, моя интуиция вынуждена была раскрыться в такой ситуации как второй парашют. Впрочем, внимала я навязанным интуицией знаниям не с большой благодарностью. Останутся ли чаши весов, на которых покачивались правда и слова Монстра, в равновесии, знают только высшие силы. А еще о том ведает, видно выпытав у них, дальнейший сюжет романа.
Глава 17
Несмотря на ветра и тучи, моя любовь продолжала цвести и приносить несчастья. Снаружи свежелистная, чисторосая, а внутри когтистая и ядовитая, как альдрованда. И надо было что-то делать с этой дикой любовью. И я стала делать. Записалась в тренажерный зал на занятия с инструктором, укрепляла сердце на беговых дорожках, подтягивала мышцы груди и ягодиц. На моем худом теле эти прелести стали быстро округляться. Это радовало. Я подрумянилась в солярии и приобрела персиковый цвет лица, затушевав морщинки. В занятия я втягивалась очень тяжело. Честно скажу, было лень. Но я заставила свое тело трудиться под лозунгом: искать и найти эндорфин!
Весна уже ощупывала ножкой землю, а я ни разу еще не ступала на лыжню. Да и зря ли покупала костюм и реквизиты для данного (вы)ступления? И мы с подругой решили совершить дебют. К нашей робости лыжня была от всех свободна. Мы покатили. Пластиковые лыжи оказались скользкими и быстрыми, как коньки. Я летела словно ветер, обгоняя Лару. Красивая, как морская звезда. А Лариса зеленая и тоже яркопрекрасная. Но радость моя длилась только в одну сторону, потому что сторона была с легким уклоном. Впереди нас ждала горка. Да с трамплином. Я категорически отказалась скатиться вниз, понимая, какую скорость разовьют мои новые кони. А Лариса отважилась. Чудом увернулась от трамплина и, шатаясь всей своей яркой зеленью, все же устояла на ногах. Она победоносно замахала палками снизу и крикнула:
– Иди через овраг! Там, по-моему, продолжается лыжня! Пересечемся!
Я полезла через валежник, скатилась в неглубокий овраг. Осмотрелась. Ни Лары, ни лыжни. С досадой повернула назад. И поняла, что никак не могу взобраться на безобидный склон. Лыжи всякий раз возвращали меня обратно, будто были намазаны маслом. Я встала на четвереньки и поползла к валежнику. Видно, также не обнаружив дороги, подруга поднялась прежним накатанным, вернее, скатанным путем. Я барахталась в кустах, цепляясь за сросшиеся ветки. Наконец, выбралась. Увидев меня, прекрасная Лара вдруг стала хохотать. Что вызвало ее смех, было непонятно. Она покатывалась, тыча в мою сторону лыжной палкой. Я стояла в недоумении. Оказалось, валежник обломался, забился в мой капюшон и торчал оттуда неровными антеннами. Я была похожа на голубого пришельца.