«Колыбель» Победы

Такого бесчинства русской авиации не было с первого дня войны. Ах, как все хорошо начиналось! На шестой день войны немцы были в Двинске, на десятый вошли в Ригу! Казалось, что эсэсовцы, истинная элита арийской расы, так и будет катить по пыльным дорогам до площадей Петербурга, а их будут осыпать цветами восторженные литовцы, латыши и прочие эстонцы, что издревле служили верными рабами немецких рыцарей из Тевтонского ордена. Но прошел июнь, с первых дней июля началось непонятное – один полк дивизии группенфюрер Эйке бросил на Опочку, а с главными силами, вместе с армейской инфантерией, принялся штурмовать укрепления «Линии Сталина» под Себежем, которую успели занять русские. Потери оказались неожиданно тяжелыми – свыше тысячи «камрадов» было убито и ранено – неудивительно! Бетонные доты приходилось взрывать один за другим, огонь из пулеметов убийственен. Гарнизоны дрались с остервенением, эсэсовцы, и так благодушием не отличавшиеся к пленным славянским рабам-«склавенам», озверели. Когда русские новобранцы двух дотов сдались, поверив обещанию, что им сохранят жизнь, этих глупых «желторотиков» построили и покосили из пулеметов. И сфотографировали место казни – чтобы знали, что так будет с каждым, кто дерзнет сопротивляться победному шествию арийцев. За казни получил устное взыскание – фото достались противнику трофеем, и их сразу размножили, отпечатали во всех русских армейских газетах. Это сослужило очень плохую службу – после долгого марша от Себежа к Острову, где вроде ожидался прорыв русского фронта – с эсэсовцами уже дрались с невиданным прежде ожесточением. Взять здешние русские доты не удалось – большевики сопротивлялись фанатично, в плен не сдавались, раненые подрывали себя гранатами. Кончилась прогулка – пошла бойня, называемая «мясорубкой»!

Вывод дивизии из боя Эйке воспринял с нескрываемым облегчением – за два дня боев его дивизия потеряла куда больше парней, самых лучших из охранников концлагерей, среди которых проводился отбор в ваффен-СС, чем во Франции и в других походах, включая и Себеж, взятых вместе. Когда 22 июня вступили в Россию, было почти 18 тысяч «камрадов», сейчас в строю и 15 тысяч не наберется. Страх наводили тысячи метких русских стрелков, что буквально охотились за немецкими солдатами. И их артиллерия, что днем и ночью короткими огневыми налетами не давала часа передышки, не жалели снарядов, всячески досаждали. А про пулеметный огонь теперь и вспоминать не хотелось – русские «максимами», казалось, натыкали все пространство, как дикобраза иглами.

Так что выход из сражения после неудачного штурма показался всем спасительным только поначалу. Но теперь эсэсовцы ворчали – бестолковость командования группы армий «Север» начала раздражать. Как это понимать прикажете – от Себежа их выдернули и направили к Острову, в состав 56‐го моторизованного корпуса, который до того сам наступал здесь своими двумя дивизиями на Пушкинские Горы и Опочку. А теперь корпус перебрасывают обратно, поменяв частям направления ударов. А ведь на каждом километре марша виднелись следы прохождения здесь раньше 8‐й танковой дивизии – утонувшие в болотах машины, остовы сгоревших «Опелей» на обочинах и в кюветах напоминали о нападениях партизан, которые подобно комарам так и кишели в местных топях. Немногие селения были сожжены большевиками, а в редчайших домах, что иногда попадались по пути, эсэсовцы категорически отказывались ночевать – полчища оголодавших клопов ненасытно терзали уставших арийцев всю короткую ночь. Пришлось самим сжигать проклятые лачуги, чтобы хоть как-то утолить закипевший гнев…

– Группенфюрер, тебе нужно посмотреть самому!

Эйке внимательно посмотрел на штурмбаннфюрера Краузе – офицера штаба, зная, что тот отвлекать на пустяки не станет. Идти пришлось недолго – налет прекратился, и везде слышались стоны и проклятия раненых и живых – мертвые, как известно, молчат. И вскоре Эйке увидел картину ада – дикие вопли заживо сгоревших людей потрясли его огрубевшую душу, привыкшую спокойно взирать на смерть во всех ее обличьях.

– Когда бомбардировщик загорелся, то пилот либо умышленно, либо случайно, направил самолет на колонну. И угодил прямо в бензовоз. Топливо окатило парней, что спрятались в яме, – их там всех сожгло сразу! А тех, кто уцелел от взрыва, забрызгало горящим бензином…

Эйке и так все понял, с содроганием смотря на хрипящие изувеченные тела пяти эсэсовцев, возле которых стоял врач. Обер-артц негромко произнес – вроде как выразив свои мысли вслух:

– Они умрут в течение часа. У меня уже нет морфия, чтобы облегчить их муки!