Колыбель тишины (СИ)

Нужно поступать так, чтобы потом не жалеть. Чтобы возможности нельзя было назвать упущенными. Чтобы не пришлось разбираться с последствиями — или хотя бы полноценно эти последствия контролировать. Это Бориса план и жизненные устои. Это его мотивация и его норма.

Что же он творит сейчас?

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — говорит Михаил.

— Могу то же сказать тебе.

— Это мой выбор. — Каринов склоняет голову. — Чтоб ты знал, сейчас я действую так из-за тебя. Благодаря тебе и ради тебя. И я считаю этот выбор правильным.

Михаил тоже в себе не сомневается.

В зеркале Борис видит себя — таким, каким привык себя воспринимать, и одновременно совсем другим. Он всегда действовал, исходя из принципов, и не придавал значения сути. Что же теперь иначе? Врать себе Борис тоже запретил, потому отвечает и сейчас.

Он всегда выбирал правильно. Но именно этот его выбор является самым лучшим.

— Я тоже, — он отворачивается от зеркала. Чуть щурится. — Я не ошибаюсь.

Михаил кивает.

Они оба решают идти вперёд.

========== «Щенок» (Настя) ==========

Комментарий к «Щенок» (Настя)

На майско-июньский челлендж.

День 3: «За тобой увязался щенок».

Кажется, я обещала сюжетный поворот, но он не состоялся.

Вторю стилю сенпая — сначала пишешь, потом сносишь, потом пишешь заново.✧

— 2017 год, декабрь

Возвращаясь домой, она о многом думает. Обходя знакомыми дорогами, помахивая пакетом из магазина, вспоминает произошедшее и всё ещё голову ломает, с чего им начинать. Если тренировки уже назначены, то приступать ещё нельзя — рана не полностью зажила. Даже сейчас активно двигаться немного неудобно, хоть уже и не больно: на лифе всё заживает, как на собаке…

Ах, на собаке. А вот и упомянутая. Настя успевает только услышать тоненькое испуганное тявканье — настолько тихое, что не было бы поймано, если б не странность — и резко оборачивается. Какие-то дворовые пацаны загнали в угол площадки маленький силуэт, и Настя ещё не успевает понять, кто это, когда сама уже в полпути. Прикрикивает — ей хватает навыка, чтобы бить по затылкам, не пробивая черепные коробки — и пацаны разбегаются, а Настя присаживается на корточки перед зашуганным созданием.

Это оказывается щенок. Крохотный и грязный, какая-то помесь, дрожащий с большой лопоухой головы до кривых тоненьких лапок. Рёбра наружу, снег и грязь путаются в чёрной шерсти на спинке, а белую на груди превращают в серую тучку. Щенок опасливо косится умными тёмными глазами на защитницу, а Настя сначала размышляет — в пакете нет ничего, что можно дать — и встаёт, направляясь к ближайшему ларьку. К её удивлению, щенок увязывается следом, топая худыми, как тростинки, лапами по снегу. Он держится на расстоянии и не подходит, но смотрит очень внимательно, как Настя покупает сосиску в тесте, как усаживается на застывшую в сугробе дворовую карусель и отщипывает маленькие кусочки.

Он даже решается подойти. Получает лакомство, жадно проглатывает, потом ещё. Настя кормит его осторожно, чтобы не стало потом плохо, и наблюдает, с каким отчаянием щенок вгрызается во всякую полученную благодать.

— А мы с тобой похожи, — вздыхает она с неловкой улыбкой и тут же вздрагивает: действительно, в цель попала. Сравнивать себя с уличными животными она не пробовала раньше, но сама ситуация располагает. Щенок доверчиво льнёт к её ногам грязным оборвышем, смотрит преданно, хотя ещё минуту назад не подходил. Одного осколочного обещания тепла ему хватает, чтобы поверить. Наверно, Михаил приручил Настю как-то так же.

Она была похожа на этого щенка. Да и сейчас, возможно, что-то осталось — оценивать себя со стороны трудно. Зато она точно помнит холод, голод и лишения, и помнит, как тёплые руки Михаила перебирали волосы, позволяли свернуться в его защите и расслабиться. Настя — тот ещё щенок. Оборванный, беспородный и раньше ничейный. Может, поэтому она так остро сочувствует этому загнанному крохотному созданию.

— Ничего страшного, — говорит она словно ему, но, кажется, самой себе. — Если ты выдержишь сейчас, потом будет лучше. Тебя найдут люди, которым не будет всё равно. Они помогут тебе стать кем-то особенным. Согреют и будут любить. И ты их полюбишь. Если ты выдержишь сейчас — ты выдержишь навсегда.

Щенок лижет ей пальцы, у него шершавый язык и круглые тёмные глазки, и он позволяет погладить себя по спинке. Симпатичный, если отмыть. Если научить и вырастить — прекрасный пёс. Из Насти тоже получится что-то сильное и прекрасное, если она позволит этому получиться. Девушка улыбается.

— Подыщем тебе дом, — оптимистично заявляет она щенку. — Если пойдёшь за мной, малыш, точно найдём!

Она встаёт и делает несколько пробных шагов, оглядывается — щенок ковыляет за ней. На подгибающихся лапках, слабый, израненный холодным месяцем и жестокостью людей — но упрямо ковыляет, готовясь ко всему, лишь бы получить обещанное тепло. Верно. Такой же. И она такая же. Настя наклоняется и поднимает его на руки; зажившую рану лишь слегка покалывает и быстро отпускает. А она несёт малыша домой. Дома они с Роаном и Антоном обсудят, кому можно передать питомца — у себя-то держать не стоит.