Юра удивлённо успевает только «агакнуть» в ответ, и звуки прорываются неестественные: не дыхание, а скорее шаги, как будто по какому-то свободному помещению. Слышится короткое ругательство — нет, не Сашка, потому что Сашка бы выразилась куда изобретательнее, а не так топорно.
— Офиге-е-еть, Риш, прикинь, ей уже мальчики какие-то звонят! — слышится восторженный крик, и Юра вздрагивает, хмурится и вслушивается. Хотя телефон явно опустили, голоса ещё слышно.
— Это Сашин телефон? — отвечают спокойно, приглушённо. Этот голос тоже женский. — Отнеси уже ей.
— Когда я сказала, что ей звонят, она послала меня цикад ловить! — Возмущение.
— Лен.
— Понятно-понятно! Где эта прошмыга? Э-э-эй, Санька, алло-о-о-о!
Один вопрос крутится в вихрастой головушке немного ошалевшего Юрия: что у них там происходит? Нет, Сашка рассказывала про то, что отделение Октябрьска людей колоритных полно, и что не со всеми (то есть со всеми не) девочка не ладит, но прямо так… довольно специфично. Юра помнил, что отделение находится в обсерватории, но не представлял, что у них там всё так просто. Кричать на весь этаж, чтобы докричаться до одной непоседы…
Слышится потасовка, шум и гам, топот, а потом телефон выхватывается, и деловитый вопрос разрезает километры:
— Йо, это кто?
— Юра, — он отвечает немного сбивчиво, но почти готов поручиться за то, что девчонка просияла — это неожиданно ощущается в самом тоне её бодрого голоса.
— Ва, сто лет! Даже Сугу успел вылезти из берлоги, а ты всё не звонил!
— Так ты тоже, между прочим!
— Ари сказала, что девочки первыми не звонят!
На это утверждение Юра контраргументов не находит и сердито сопит. Удивительно, как Сашке парой фраз удалось его вскипятить, но ещё удивительнее то, что он вместе с вспышкой недовольства ощущает прилив ярчайшего, внезапного счастья. Как будто соприкоснулся с чем-то по-настоящему ему необходимым. Как будто Сашка всё это время была ему нужна.
— А у нас всё по-старому, — болтает девчонка, куда-то довольно громко бухаясь. Закрыв глаза, можно представить, как она болтает ногами или теребит край кофты или юбки. — Хотя вон вчера Ари меня в магазин потащила. Типа, осенние вещи искать. И Валька увязалась, всегда увязывается. Максим с Марком занимался, так что мы…
Её голос такой же, каким был. Он высокий, бойкий, в каждой ноте — почти что вызов, неприкрытый и азартный. Хотя звук искажается, не так сложно его представить; Сашка как будто рядом, и Юра расслабляется, откинувшись на спинку стула. Закрывает глаза, почти ощущая её присутствие — пусть она очень далеко. Сашка периодически с подозрением одёргивает его, проверяя, слушает ли, но он действительно слушает — и её голос, и её слова. Юре трудно в чём-то себе признаваться, но, кажется, некоторое понимание себя того стоит.
— Надеюсь, мы увидимся, — говорит он вдруг зачем-то.
Девочка в секундном замешательстве, а затем прямо в лоб выдаёт:
— Ты ещё скажи, что скучаешь.
— Да, — на короткое слово ему требуется больше усилий, чем на всю школьную пару по физ-ре.
— Я тоже, — совершенно естественно сообщает она. — Так что давай рассказывай, как там у тебя и что! И хватит дрыхнуть!
— Я не дрыхну!
Они препираются, как и раньше, и километры срываются в пустоту, растворяя мыслимые и немыслимые преграды. Расстояние — это сложно. Но не так сложно, если остаётся возможность и желание его сокращать, пусть и таким нематеарильным способом.
Поэтому Юра вдыхает поглубже и начинает рассказывать. Его очередь дистанцию сокращать. До тех пор, пока она не обернётся полной пустотой.
========== «Сожаление» (Диана) ==========
Комментарий к «Сожаление» (Диана)
На майско-июньский челлендж.
День 7: «Наблюдение за спящим».
— 2018 год
Диана не очень уверена в том, что понимает слово «изящный». Знать-то знает, ей всегда даётся возможность больше узнать о мире вокруг, и все словари, энциклопедии и людское терпение в прямой доступности. Диана вертится волчком: ей не интересно читать; слушать то же самое из чьих-то уст гораздо приятнее! Поэтому девочка донимает всех и всякого, не задумываясь, как это выглядит со стороны.
А со стороны, должно быть, не очень выглядит. Мало у кого находится достаточно терпения, чтобы не послать её, уже третий час следующую с постоянными вопросами «Что ты сейчас чувствуешь?». И прямо посылать пытались, а она всё брови изгибала ровные, тонкие, и интересовалась, что не так. Человеческий этикет ей настолько же побоку, насколько и человеческая грубость, и её не беспокоит ничего иного. Её не воспринимают как грубиянку и со временем перестают воспринимать как надоеду — Диана устаёт от их раздражения, и вот все довольны, радуются, что они могут быть объектом её интереса. Человеческое восприятие — это так просто, если не погружаться в чувства. Но как раз эти чувства и пробуждают в Диане любопытство.