Колыбель тишины (СИ)

— Взгляни на мою ауру. Я говорю то, что считаю правдой. — Настя с интервалами касается то одной клавиши, то другой. Она смотрит на подругу с тёплыми искорками усмешки. — Ты не видишь свою ауру, да? Ты думала, почему?

— Конечно. — Юко тоже говорит негромко. — Но я ещё не могу это понять полностью.

— Хочешь теорию? Если ты видишь, как связаны другие, но не видишь, как с ними связана ты сама, может, это потому что ты сама должна связь создавать? Может, ты не должна видеть свою ауру именно для того, чтобы иметь возможность выбирать, с какими людьми тебе быть связанной? — Настя опускает ресницы. На них бледнеют блики. — Я училась играть, чтобы потом найти способ выражаться. «Форма звука» для меня — это мой голос.

Параллели всё же пересекаются.

Цвет Настиной улыбки — светло-сиреневый. Интересно, улыбается ли Юко так же?

— В Октябрьске… — говорит она. Замолкает, чуть качает головой и продолжает: — Я была знакома с одним человеком. Он был моим одноклассником, но осенью шестнадцатого года перевёлся. Он тоже играл на пианино. Красиво, по-настоящему профессионально — и с закрытыми глазами. Мы вместе выступали на одном концерте, так что я хорошо это помню.

Она переводит дух и продолжает:

— Я училась с ним долго и всегда видела один очень плохой оттенок в его ауре. Но он обладал странностью. Тогда я не знала, что это такое, но я обходила странных стороной и боялась их, как огня. Поэтому и к нему не приближалась. А ему было плохо. По-настоящему, знаешь, очень тяжело. Я могла ему помочь… но не приближалась из-за своих слабости и страха. Мне жаль, правда, жаль.

— Ты не виновата.

— Если я решила, что хочу поддерживать людей, так и поддерживала бы. — Юко резковато пожимает плечами. Тёмная матроска сидит на ней привычно и аккуратно. — Я могу влиять на окружающих, когда того хочу. Это легко, если знаешь, какие цвета задевать, а какие — огибать. В итоге всё строится на моём выборе, буду я действовать или нет. От Димы я отказалась. Не только от него, правда, но именно это до сих пор меня гложет — потому что это был чистой воды страх, эгоизм, которому я дала волю.

Юко проводит по клавишам, наслаждаясь кратким эхом, разносящимся по комнате. Затем едва слышно заканчивает:

— Я надеюсь, что он в порядке и что он не будет больше заставлять себя играть. Я не связала себя с ним — и не могу вновь перешагивать эту черту. Я ценю то, что ты делаешь для меня, Насть. Но пойми правильно: форма звука, который ты даришь, даёт утешение, которое я не способна принять. Сейчас, по крайней мере.

Настя долго смотрит на неё.

— Если бы я видела твою ауру, она была бы похожа на весеннее небо, — внезапно улыбается она. Поворачивается вновь к фортепиано. — Не огорчайся, Юко. Как бы ты ни была далёка, ты остаёшься поблизости. И однажды наверняка окажешься рядом. Мы все ждём этого.

«Мы все» — она говорит об Авельске?

Этот город действительно странный. И люди в нём — особенные.

Юко кивает. Глаза сухие, но ей всё-таки хочется заплакать. Ещё бы вспомнить, как.

========== «Игра в ассоциации» (Настя, Антон) ==========

Комментарий к «Игра в ассоциации» (Настя, Антон)

На майско-июньский челлендж.

День 16: «Прогулка по зоопарку».

За высокими прутьями продолжается полоса темно-зеленых растений, особенно здесь густых и прекрасных. Солнце не может через их плотную защиту опалить землю, чем обитатели клетки активно пользуются, развалившись в благословенной тени, зевая во все зубы и равнодушно избегая взглядами столпившихся зрителей. Из всех только один зверек проявляет к людям интерес, да и то подбирается бочком, притворяясь, что не при делах. У него мягкое пушистое тело, черные полоски на спине и бархатные ушки. Глаза поблескивают.

— Роан, — говорит Настя. Она опускается на корточки, убирая с лица мешающие длинные пряди. На ней босоножки, шорты и блуза с открытыми плечами, и она похожа на обычную девушку своего возраста.

А вот ее спутника обычным назовешь уже не так уверенно. В темных волосах — три серебристые полоски, винные глаза смотрят так, словно к месту придавливают. Но сейчас он не собран и находится в счастливом состоянии умиротворения; опускается рядом и тоже смотрит на звереныша.

— Тигренок? — уточняет Антон, приглядываясь. — Почему?

— Не знаю, похож почему-то, — улыбается Настя. — Хотя сенсей всяко ведет себя страннее, чем может любое животное…

Ей невдомек, что еще до ее появления в Авельске статус «тигренка» Роан уже получил. Да, верно, и хорошо, что она не знает, иначе вопросов к сенсею было бы больше — в частности, кто еще мог додуматься, а еще — почему Роан на это воспоминание нервно вздрагивает.

Антон заслоняет ладонью глаза от солнца. Он нормально переносит любую погоду, как и Настя, как и многие лифы, но на зрение это не влияет. Может, стоило купить темные очки. Попутно Настя вспоминает о том, что еще держит в руке стаканчик с нарезанными фруктами — на входе их выдавали, чтобы подкармливать зверей. Но тигр морковью сыт не будет, да и любопытный малыш возвращется к маме, сворачиваясь рядом пушистым клубком, так что Настя и Антон идут дальше.