Циркач в одеянии клоуна, шароварах, длиннющих башмаках, в колпаке, напоминавшем огромный стручок перца, раскрашенный ярко и напудренный, карабкался на платформу, установленную на крыше шатра, лез нарочито неуклюже, то и дело срываясь с шаткой лестницы; вскарабкавшись, долго всматривался, потешно отыскивая кого-то в толпе. "Кто-то" оказался дядей Амутом. Клоун с возгласом: "Несчастный!" показал на него пальцем и громко расхохотался. Хохотал, сложившись вдвое, казалось, до колик в животе, заразительно и беспричинно. Секунду-другую спустя, поддавшись тяжелой шутке, также заразительно и беспричинно смеялась толпа - вместе с ней и Ромка с Жунковским. Кульминацию сумасшедшего хохота обрезал сам же клоун, изобразив на лице мгновенную строгость. Все замерли, затем, когда тут же, со словами "Да вот же он!", клоун перевел руку на другого человека - бесшабашная потеха возобновилась с новой силой, а клоун уже расхваливал предстоящее представление.
- Люди! Слушайте! - выкрикивал он. - Слушайте! Только неделю! Не больше! Уникальная программа... Лучшие номера! Эквилибристы... Акробаты... Борьба с медведем... Аттракцион-бомба - "Похождение гражданина Гитлера!.." В заключение - уникальный иллюзион - выступление великого Артура Ленца! Артур Ленц - маг и чародей!
Жунковский, услышав анонс, вслух позавидовал имени мага, а Ромка, хлопнув его до плечу, не без иронии произнес:
- Пора! Двинули!
Сказал, не ведая, что имя это прилипнет к Жунковскому навсегда!
Попали с братишкой на следующий сеанс, ворвались в числе первых, заняли места перед сценой. В балагане было не светло, но в самой сумеречности ощущалось приближение праздника. Потом - о, взрыв! - вспыхнули электрические лампочки, на сцену выкатился клоун. В колпаке - стручке перца, с длинным вздернутым носом, чем-то напоминающим стручок, но только поменьше, и сам весь, казалось, наперченный, остручкованный - он вытеснил все стороннее, суетное улетучилось - и мне стало не до мыслей о Ромке и Жунковском.
Какой это был цирк!
К нам и раньше заезжали циркачи - больше силачи, фокусники, пожиратели огня, - но то были разрозненные лакомые куски целого, здесь же все было собрано воедино.
Как заразительно смеялся клоун!
Нет! Казалось, нечто огромное и угловатое надвигалось на нас - клоун. Клоун присел на краешек помоста, он держался обеими руками за живот, ложился на спину, дрыгал по-лягушечьи ногами и хохотал.
- Чего хохочешь, Спиридон? - спрашивал его удивленно ведущий спектакля.
- Не спрашивай, - отвечал клоун Спиридон, давясь смехом.
Ведущий разводил недоуменно рукой, отходил, возвращался и снова интересовался - опять впустую.
- Ну, чего завелся, бестолочь... Как можно! - уже не спрашивал - напирал ведущий.
У ме-е-еня з-у-у-б удалили, - между приступами смеха весело сообщил Спиридон.
- Зу-у-у-б?
- Да, зуб.
- Где?
- Здесь, в Карповке!
- Не верю, чтобы это так рассмешило.
- Не веришь?
- Не-е-е.
- А вот гляди! - Спиридон ловко извлек невесть каким образом огромную, не то лошадиную, не то коровью челюсть, как игрушечную машинку (к тому же с колесиком), долго раскатывал ее по полу на веревочке. За выступлением щупленькой пожилой тетеньки-эквилибристки (она лежа на спине жонглировала, перебрасывая с ноги на ногу картонные трубки, брусья, мячи) - так вот, после выступления эквилибристки на помосте мы вновь увидели клоуна. Спиридон стоял спиной к нам, трясся всем телом и дико... мычал. Мы увидели продолжение знакомой репризы.
- Спиридон, ты чего мычишь?
- М-м-м-м.
- Что случилось с тобой, любезный Спиридон?
- М-м-м-м.
- Повернись лицом к публике - ведь не-при-лично! - и объясни.
- М-м-м-м.
- Повернись! Бестолочь!
Наконец клоун повернулся, и мы увидели, что лицо его охвачено челюстью еще больших размеров.
- А! П-понятно! Спиридону вставили зубы в Карповке!
- М-м-м-м.
- Вставили! О! Как жаль! Но ничего, Спиридон! Ты хочешь что-то сказать? Мешают новые зубы? Сейчас поможем...
Помощник снял челюсти, и клоуна будто прорвало - на нас обрушился поток фраз, сдобренных сумасшедшим хохотом...
Медведя мы с братишкой видели впервые - здоровенный, худющий, он сонно расхаживал по сцене, не изъявляя желания бороться с вожатым. Вожатый всячески Мишку провоцировал, но удалось раззадорить зверя с большим трудом.
После медвежьего представления из-за ширмы появился маленький мужчина в военной форме с усиками и чубчиком, приглаженным наискось.
Мы, конечно же, без труда догадались и почти в один голос выкрикнули:
- Гитлер!
"Гитлер" пнул ногой табурет - сам же и заныл от боли, обнял носок ушибленной ноги, но не удержался и снова пнул какой-то предмет - и опять завопил от боли, запрыгал, заковылял на одной ноге.