Колыбель в клюве аиста

Такое возможно только в кино: сидевший рядом с князем, астрономом-Жунковским, мужчина с пузом - так это же я! - вскакивает, нервно гасит сигарету, тут же начинает новую, затянувшись, отходит от стола, что-то бросает короткое и взволнованное...

А потом я обнаруживаю себя в своей комнате с журналом в руках.

- В это трудно - нет! - нельзя верить! - слышится в ушах голос Жунковского.

- Объясни, почему? - это мой голос.

- Потому что страшно жить с такими мыслями!

- Нельзя? Страшно - это аргумент?

В голове сумятица, я жалею, что сейчас со мной нет Жунковского - тот, будь рядом, конечно, растолковал бы суть формулы. Мы уговорились вернуться с ним к притягательной для обоих нас статье. В самом деле, что содержали в себе эти математические символы? Что в них конкретного, ощутимого, обозримого? Интересно, что бы сказал по этому поводу Жунковский? А что сказал бы... Я пытаюсь обратить человека с домашним телескопом во взрослого Ромку, но сделать это мне не удается. И все же, чью бы сторону, мою или Жунковского, принял Ромка, будь... В руках оказались ножницы - я вырезал статью и положил ее в коричневую книгу... Я подумал о том, как многое из намеченного с Жунковским не успелось осуществить. Не успели как следует потолковать о формулах. Не успели посмотреть и обсудить мой фильм о шахтерах - как хотелось услышать его мнение! Не успел рассказать о провале сценария-телесериала о тридцатых годах в Приозерье! Не успели махнуть на денек в Приозерье.

Но тогда отчего этот огонь?! Да, воздымалось кольцо огня из обжигающих "почему?" - почему я, вопреки Ромкиному решению, не двинул с ними, Ромкой и Жунковским, в избушку Рябой - ведь мог настоять на своем?! Будь там я, не исключено, события развернулись бы иначе: не растерялся бы - я кричал бы, кричал, кричал...

2

"...Наша семья, дорогой Ибн, пополнилась...

Но сначала родилось решение... Оно пришло однажды цепкой неотвратимостью, не отпускало, беспокоя надежды до тех пор, пока существо не переступило порог нашего жилища.

Мы направились в Дом ребенка, переживали, будто шли в космопорт для встречи с незнакомым, но желанным существом из другого мира.

Заведение - территория, огороженная высоким дощатым забором. Нас провели в глубь двора, к большому П-образному зданию.

- Слушаю, - произнесла женщина в белом халате, начальница заведения.

- Видите ли, мы намерены... - начал я, но, встретившись с взглядом женщины, осекся.

"Догадываюсь, с чем пожаловали, - телеграфировал взгляд ее, и я, оборвав фразу на полуслове, замолк, - Впрочем..." - будто чуточку засомневалась женщина и сказала уже вслух:

- Говорите, не стесняйтесь.

- У нас к вам просьба, - бойко начала Лида, но, видимо, встретившись все с тем же всепониманием во взгляде начальницы, покраснела...

- Понятно, дела семейные беспокоят, - пришла на помощь женщина.

Я согласно кивнул головой.

- Что у вас, покажите? Я не понял.

- Ну, бумаги, документы, - женщина усмехнулась. - Вы, вижу, пришли вслепую. И полагаете, конечно, реализовать намерение сейчас же.

В комнату заглянула работница с бельем в руках, увидев нас, собиралась уйти, но начальница жестом велела задержаться, и когда та дисциплинированно замерла у дверей, полюбопытствовала:

- Как у вас с поступлением?

Работница чуточку смутилась, поняв, разумеется, что вопрос рассчитан на нас, а я, догадавшись, в свою очередь, о сути "поступления", почувствовал себя вдвойне неловко.

- Тут не разбежишься, - произнесла начальница. - Сначала уясните, как делается это. Вот они, - она нажала на "это", кивая на работницу - та все еще стояла у дверей, - все вам расскажут. А меня, извините, одолели дела: сегодня... отправляем партию...

Работница отнесла белье и уже в коридоре, не глядя в глаза нам, сказала:

- Выйдемте на улицу - как-то там виднее.

На территории заведения царило оживление. На площадке для игр, густо обставленной качельками, горками, карусельками, самолетиками, ракетами и другими предметами - всем тем, что можно увидеть в любых ясельках и садиках, резвились дети. Возле них клушкой, урезонивая, подсказывая, выкрикивая, собирая и разъединяя, носилась молоденькая воспитательница. В глубине двора женщины развешивали белье, у микроавтобусов, подогнанных к центральному подъезду, стояла группа работниц с детьми.

- В детские дома?

- Ну да, в ком не углядели своего люди. Желаете подойти к машинам?

Предложение полоснуло по сердцу - мы, не сговариваясь, отрицательно закачали головой.

- Значит, жалеете... Что и говорить! Который год здесь. Кажись, пообвыкла, притерпелась, но все равно увидишь такое - становится не по себе.

Между тем началась необычная посадка в автобусы, работницы по двое вводили ребят в салон.