Колыбель в клюве аиста

Конец рощи этаким аппендиксом лежал на покатом песчаном валу - когда-то здесь тянулся запамятный берег озера, накатывались-уползали волны, но озеро сжалось, отступило, оставив за собой террасы, дюны, валы, зеркальца крохотных озер, озерца потом обратились в сазы с кугой, вереском, осокой, камышом, дюны покрылись неприхотливым бесплодным злаком, валы - облепихой. Облепиха за Валуновкой, небольшим селом к востоку от Карповки, стояла стеной - не то, что к западу от нее, где она в годы войны нещадно выжигалась и вырубалась. Продраться сквозь облепиховую заросль никто не помышлял - так плотно и цепко были сплетены ее колючие ветви.

Шагавшего - а это был Савин - здешние прибрежные лески в первые дни раздражали: куда ни взгляни - колючки - облепиха с голубоватыми или же голубовато-серебристыми крохотными листочками. Кругом облепиха. Хотя изредка попадались среди болот небольшие рощицы другого рода колючек - барбариса. Или шиповника...

Он как-то летом остановился на гребне древнего вала и увидел впереди огромное, зажатое между горами, зеркало озера, между озером и древним береговым валом - узкую, в полтора-два километра, прибрежную полосу с островками дымчато-голубого, тянувшихся с востока на запад. Вдоль и поперек полосы метались чибисы. Такого множества чибисов и такого изобилия голубого ему до сих пор не приводилось видеть: голубовато-дымчатые поля облепихи и жалостливо плачущие голоса чибисов родили в первые секунды чувство чужого; казалось, что попал он в нечто нереальное - он содрогнулся, подумав о том, что ему, может быть, здесь придется прожить оставшуюся жизнь...

Голубое и чибисы раздражали, но хирург был не из тех, у кого первые впечатления определяющие, кто полностью подчинял волю стихии чувств. Уже тогда, в первые секунды смятения, мощно включился в работу рассудок - отпали эмоции, он понял, что смятение - от непонимания, непонимание - от незнания, что со временем придет и то и другое, что он пообвыкнет (люди-то обживают и пустыни, а тут объективно-ландшафтный рай!); что с привычкой, как бывало не раз, придет и любовь. С тем он тогда и двинул с песчаного вала на прибрежную террасу. Ступил в сазы - булькнула под ногами вода-жижа, бурая, как чрезмерно разбавленная тушь, бросились врассыпную лягушата, хлюпнула розоватая с перламутровым отливом торфяная вода - и здесь во все стороны попрыгали лягушки, уже не молодь - взрослые, на голенище сапог упали капли торфяной жижи, заходил под ногами торф, встретились первые оконца - миниатюрные озера в оправе камыша и куги: на поверхности озерков плавали зеленовато-желтые лепешечки лягушечьей икры. То есть, Савин, спустившись в низину, очень скоро увидел привычное, то, что встречал не раз, что было, есть и будет не только там, на родине, и не только здесь, где предстоит вживаться, а всюду, куда кидала и еще куда, вероятно, должна кинуть судьба. Голубое оказалось таковым издали - он вошел в облепиховую рощицу и, приглядевшись, увидел на деревьях настоящую зелень, чуточку подернутую серебряным пушком, - значит, серебро в смеси с зеленым и рождало голубое. Он увидел нанизанные гроздья из мелких желтых плодов. Некоторые деревья гнулись под тяжестью ягод - плод напоминал желтизной и округлостью ягоды боярышника, но только облепиховый был мельче и кислее. Он увидел муравейник с жирными темно-розовыми кусучими болотными муравьями, в кочке отыскалось птичье гнездо с кладкой из пятнистых яиц... Многое из того, что привелось увидеть и испытать в первый час охоты, если так можно назвать хождение с ружьем-двустволкой - он сделал один выстрел, да и то в воздух, распугав чибисов и куликов, - оказалось не просто знакомым, но действительно привычным. Тогда же, где-то на девятом километре к востоку, он увидел дивный уголок природы, который мысленно окрестил "уютным двориком"... Он продрался сквозь колючую заросль в том месте, где она была несколько разрежена - будто когда-то и кто-то тут разрезал облепиховую стену и наложил "шов". Нырками, а то и вовсе ползком, оцарапав руки и лицо, он шел вперед, забрался глубоко, да так, что продвижение вперед казалось предприятием, безусловно, менее погибельным. Мысль, что осталось одолеть пути меньше пройденного - "должен же прийти конец чертовой стене!" - мысль, в общем-то обычная в любой заварухе, куда ты влип по глупости, подталкиваемый излишним любопытством, гнала вперед и вперед.