Колыбель в клюве аиста

- И в армии будешь ходить с крестиком?

- Прикажут, сниму.

- В Бога веруешь...

- Не видел его, сколь хочу... А ты?

- Что я?

- У вас-то свой Бог.

- Глупости, - ответил брат, но после некоторой

паузы добавил: - Никто не видел. Прячется.

- И наш прячется.

- Стесняются, значит...

Искупаться захотел и отец, он раздевался поодаль, остался в кальсонах, в кальсонах же, стесняясь, полез в воду. Но раздумал, сел на каменную плиту.

- А батя верит?

- Как тебе сказать... И верит, и не верит.

- Как так?

- Говорит, Бог - это то, что окружает нас. Природа, значит...

- Как понимать?

- Ты сколько классов одолел?

- Пять.

- Тогда не понять.

- А ты?

- Восемь.

- И в агрономы, - говорит не без зависти парень.

- Не по мне копаться в земле.

- Тогда иди на ветеринара.

- Ну его.

- Я бы пошел. В коневоды двинул. Только поздно, укатила телега, - сказал парень.

- Может, не укатила еще.

- Посчитай: четыре года в армии, а там...

- Что там?

- Обзаводиться семьей - вот что.

- А чего спешить?

- Поспешишь. У мамани я да братан. Ему пять годков. В обрез. Поменьше его, - показал на меня. - Мы втроем, без бати...

- Без бати?..

Так утонул он.

- Постой! На рыбалке что ли?

- Он.

- Как случилось?

- В сетях запутался. Батя, говорят, взял в охапку сети, поскользнулся и - за борт. В сапогах, куфайке...

- А те, на лодке? Товарищи...

- Товарищи, - усмехнулся парень. - Те тоже в сапогах и куфайках. Плавать-то не умели. Пока "ой" да "ай", батя - на дно...

Наступило долгое молчание.

- Вот ты говоришь: "надел крестик", - прервал паузу парень. - Это маманя захомутила. Я - отказываться, говорю, засмеют в школе. - А ты, - говорит, - его под рубашкой носи. Я - наотрез. А как-то проснулся, гляжу - на шее висит.

- Крестик?

- Рядом - маманя. Плачет, говорит: твой батя не верил в Бога, оттого утонул... носи... Так я, чтобы не обидеть. А в Бога еще тогда не верил. Неужели хотелось ему погубить человека? Неужели не мог запретить бате пить водку?

И снова молчание. И снова первым заговорил парень.

- А ты понимаешь, почему природу называют Богом? И вообще, что это - природа?

- Как же! - последовал ответ. - Все... земля, воздух, не... - Брат растерянно осекся.

- Ни черта не понимаешь, - заключил парень. Брат не возразил, он молча смотрел на озеро, углубившись в раздумья.

- А сам твой батя?

Мы повернули головы в сторону озера - отец осторожно, придерживаясь рукой за край плиты, спускался в воду. Он помыл руки, помыл лицо, голову, присел в воду, встал, присел-встал и, завершив на этом процедуру купания, стал карабкаться на плиту.

- Он-то знает, - гордо сказал брат, - башковитый. Я слушал парней и ничего не понимал: что это за боги, которые постоянно прятались и которых никто не видел? Почему прятались? Почему они должны были запретить отцу парня пить водку? Почему они разные? Почему "уехала телега" и что это за телега, о которой так говорил парень? Что за диковинное слово - природа? И почему оно знакомо отцу, который не умел ни писать, ни читать по-русски? И чайки - почему те ведут себя сейчас иначе?.. Вопросы носились в голове, но ни на одном из них я не мог сосредоточить внимание. Мысли - я отлично помню - сбегались и разбегались, разбегались и сбегались, загорались и затухали, шли навстречу и прятались.

Я был во власти странных ассоциаций, опьянен ими.

- Мотает на ус.

- Ага, точно, - вдруг послышалось рядом. Видения рассеялись, и я увидел перед собой брата и рыжего парня, глазевших в упор на меня.

- Чаек испугался, - сказал брат.

- Неужели? - удивился парень. - Зря. Чего бояться - ну, долбанет клювом разик-другой по кумполу - так ведь не смертельно...

Парни вскакивают на ноги, бегут в воду. Плывут поперек небольшого залива. Брат плывет с шиком, на боку, загребая "по-чапаевски" одной рукой. Парень, до этого плывший красиво, без брызг, вразмашку, следуя примеру брата, тоже плывет "по-чапаевски"...

А затем озеро заиграло красками. По краям водного зеркала вспыхнули полосы, окрашенные в светло-розовое, между ними - рваный лоскуток фисташково-зеленого; через минуту-другую розовое преобразовалось в сиренево-желтое, а зеленое - напротив, в розовое, далее озеро вообще стало перламутровым, оно стало переливаться многими красками - синей, розовой, желтой, зеленой, сиреневой, - началось состязание красок. Не выдержав соревнования, начали исчезать сначала синие, зеленые, потом малиновые, розовые, а потом все зеркало озера (и часть неба) стало оранжевым...

Домой возвращались сазами.

Перевалили вал, путь наш лежал по кромке лога и пшеничного поля. Неистово заливались жаворонки, захлебывались перепелки, на сухих и пыльных лощинах вдоль дорог вовсю расходились кузнечики.

Мы сидели на верхотуре воза, впереди с вожжами в руке - отец, далее брат и я. Брат то и дело посмеивался.

- Милые птицы, честное слово! - громко подтрунивал он надо мной.

- Зачем привязался к ребенку - чтоб твой язык... - незлобно выговаривал отец.

Брат обернулся и внимательно взглянул мне в глаза. И не было во взгляде его ни укора, ни насмешки.