Колыбель в клюве аиста

Но и после того, как выяснилось, что никакой погони нет, когда дворик с глиняной избушкой остался позади, Жунковский бежал, бежал... бежал... и то гнал не страх, вернее, уже не страх ― бежал он гонимый иной силой ― но какой?.. Он споткнулся о картофельную ботву. Что-то отпрянуло из-под окучины картофеля. Жунковский машинально перевел взгляд в сторону от отскочившего и увидел под листьями мокрой ботвы двух жаб. Одна из тварей стояла в полуметре, вперив глаза, в которых чудилось человеческое ― будто тварь силилась сказать, да не могла, и потому мучившее старалась передать взглядом ― мальчик вздрогнул, запустил комочком ― жабы испуганно шарахнулись, исчезли. И тогда он подгреб под себя ботву, вытер лицо испачканной черноземом ладонью, от чего на щеке легли рваные полосы грязи ― и только теперь ощутил по-настоящему понимание, пришедшее болью: "Ромку убили!.."

ГЛАВА ХIII. КОЛЬЦО ОГНЯ

1

Жунковский попросил не провожать.

Он вышел из подъезда, направился к противоположной арке. Шел неспешно, закинув за плечи плащ.

Да, конечно: остановился, положил "дипломат" на землю, закурил, двинулся дальше. Я загадал: обернется или нет? Обернется ― помашу рукой. Жунковский не обернулся, завернул за угол арки, исчез...

Я вернулся в комнату, присел на диван. Попробовал сходу войти в атмосферу работы. Закрыл глаза и увидел... Жунковского ― тот сворачивал за угол арки, шел по узкой улочке вдоль серого казармоподобного дома ― близнеца нашего. Он прошествовал мимо приземистого куба здания местной АТС. То есть, я вообразил свой привычный маршрут к автобусной остановке, потому что скорее всего Жунковский двинулся этим путем... Послышался телефонный звонок.

Сопение в трубке, покашливание выдало человека по ту сторону провода.

Ну, да!

― Как дела?

― Ничего!

― Значит, ничего, говоришь? Как доехали? Без ЧП?

― Все нормально, Турсун. Как ты?

― Что как?

― Здоровье? Дома как? Дела?

― По-старому.

― Улаживается?

― Что улаживается? А, ты вот о чем. Куда деваться... ― В голосе Азимова не ощущалось былой горечи. "Ну, вот, ― подумал я, ― и успокоился ты, брат ― долго ли? Привыкнешь ― еще с трепетом будешь поглаживать ворс ковра... Но позвонил ты неспроста ― с чего бы?" Азимов не заставил маяться долго в догадках.

― Слушай, сегодня вечером всех прошу ко мне, ― сказал он без намека в голосе на торжественность.

― В гости?

― Всем колхозом, ― повторил Азимов.

― Кто все?

― Семья... Артур.

― Но это невозможно.

― Почему?

― Артур сейчас на пути в аэропорт. Он улетает.

― Почему... ведь... ― он, не договорив, замолк. Я мысленно вставил после "почему" и "ведь" недостающие, казалось, слова ― составилось очевидное: почему улетает, не заглянув на огонек? Ведь уговорились, что он, Азимов, устроит в честь гостя дегустацию уйгурских блюд! Сколько-то усилий затрачено на сие предприятие! Уладить с женой ― о!― метаться по рынку, доставая лучшее из лучших: нежную баранину, свежую конину, горячие, только что из тандыра, лепешки, сочную редьку, хрупкую белоснежную фунчозу ― высушенную лапшу из крахмала! А зелень? Пряности? А огромная не то хорезмская, не то бухарская дыня? А десятикилограммовый арбуз Васильевский? Неужто выкладывался напрасно?!

Конечно, выплескивать накипевшее в разговоре, да еще по телефону, не в характере Азимова, о волнении его говорили затянувшиеся паузы между фразами. За долгие годы общения выявилось в нем немало на первый взгляд мелких черт ― по ним я мог судить о душевном состоянии приятеля, а порою прогнозировать его действия. Конечно, он устремится в аэропорт! С гостинцем. Непременно с арбузом, потому что арбуз являл рыскы Жунковского ― долю того в мирских благах, то есть нечто святое, узаконенное печатью гостеприимства изначально ― то, что чтил Азимов с некой мистической верностью...

Позже выяснилось, что Азимов так и сделал: рванул в аэропорт вдогонку, что он действительно помнил о неписанных правилах рыскы, что действительно прихватил арбуз и дыню: в одной руке ― авоська с арбузом, в другой ― дыня, не то бухарского, не то хорезмского происхождения, ― что вот так, с авоськами, возник он перед Жунковским в холле аэропорта, а тот будто нарочно, сокрушаясь, изумился:

― Откуда махины? Вес, поди, втрое превышает норму ручной клади ― как провезу?