Когда клиенты уже пошли один за другим, Наташа начала прощаться. Она взяла с Максима слово, что он в течение месяца не станет ходить на работу пешком по этой дороге, а лучше бы ездил на троллейбусе: «Ты пойми, Максим, они очень люди злые и мстительные тоже. Будут каждый день ждать тебя в это время, пока не пройдёшь. Могут побить сильно, убить даже. Это у них правило такое. Обещай, что не пойдёшь там, да? Обещай, Максим». Картузов обещал.
Наташа, успокоенная его словами, мягко поцеловала его в щёку и пошла к выходу.
«Мы увидимся ещё, Наташа?», – с надеждой спросил Максим. Она оглянулась, чуть подумала, улыбнулась печально: «Прощай! Не знаю, увидимся ли вновь. Холодный страх пронизывает кровь», – неожиданно процитировала она. «Прости, Максим, я себе не хозяйка», – и ушла, под мелодичный звон дверного колокольчика.
А через три дня, утром, вскоре после открытия, когда Картузов не ждал от жизни чудес и со щемящим чувством вспоминал Наташу, мучаясь неведением её состояния и нынешних дел, звякнул дверной колокольчик и он услышал то, что хотелось слышать больше всего на свете.
– Здравствуй, Максим Андреевич! Доброе утро! Помнишь ещё меня, нет?
В дверях стояла Наташа, освещая улыбкой мир и глаза её смеялись. Она, до невозможности мило смотрелась в коротком голубом платьице из жатки и летних белых туфельках на невысокой подошве.
– Наташа, здравствуйте! – счастливо и растеряно заулыбался Максим. Как вам удалось?..
– Максим, Максим, – укоризненно погрозив пальцем, весело отвечала Наташа. – Разве я зря тебя целовала? Ты забыл, как обращаться к другу, да?
– Ой, прости, Наташа, – обескуражено произнёс Картузов. – Твой приход ошеломил слегка, хотя он для меня самый желанный подарок.
– Значит, не забыл, бедную латышскую девушку?.. Шучу, Максим, шучу я. Знаю, не забыл, иначе не ты был это… Чаем в вашем прокате угощают? – и Наташа, открыв пакет, выставила на стол небольшой тортик. – Я знаю, Максим, ты переживал за меня, знаю. У тебя большое сердце, доброе.
– Не хвали меня, зазнаюсь. Лучше рассказывай, что случилось – так за тебя боялся, а я пока чаем займусь, – суетился Картузов.
Девушку до слёз тронула та неприкрытая радость, с которой встретил её Максим, та суетливая растерянность, говорящая о многом и счастье, лившееся из его глаз. Она очень давно не встречала в людях этих чувств, а без них грустно быть одной на свете.
И Наташа начала рассказ о том, что случилось за эти дни.
Когда она пришла домой, её встретили в дверях квартиры сразу два охранника. Было видно их тревогу и явное облегчение при виде живой – невредимой хозяйки. На кухне сидел злой Компостер с фингалом на лице, который глянул на неё с ненавистью, но хамить не посмел, только спросил:
– И кто это был, Наталья Сергеевна, вы конечно не знаете?
– Откуда мне знать? Мужчина, проходил мимо, вмешался в наши … разногласия. Помог и пошёл своей дорогой. Я, что, ещё оправдываться перед тобой должна? Приедет Володя – пожалуюсь ему, как ты мне руку ломал на улице.
– Не приедет, – траурным голосом сообщил Компостер. – Он в больнице лежит, ранен тяжело, ещё не знают, выживет или нет. Врачи над ним суетятся. Говорят, руку потерять может. Вот так, Наталья Сергеевна.
Сердце Наташи заколотилось – «Может, отпустят?» – первая мысль, пришедшая ей в голову. – «Может быть этот дурной сон наконец закончится?» Сама же виду не подала, изобразила обеспокоенность:
– Как это ранен? А куда же охрана смотрела… к нему можно?
– Пока нет, в реанимации он. Я ему передам, что вы волнуетесь… У вас всё нормально? Зачем из дому ушли?
– Я не ушла, я вышла. Погулять захотелось, самой, без вашего присмотра. Неужели не понятно? Надоело мне под конвоем ходить. Скажи лучше, когда Володю позволят навестить?
– Я человек маленький, Наталья Сергеевна, как только будет можно и будет его воля, сам вас отвезу.
Вот такой разговор состоялся у Наташи с охраной, а через два дня Компостер заехал за ней на большом чёрном джипе и сказал: «Собирайтесь, едем в больницу!»
У палаты в дверях и коридоре встретила охрана. Владимир был слаб, но в сознании, окружённый медицинскими приборами наблюдения, рядом капельница, медсестра. Сам бледный словно смерть, он пытался шутить и улыбаться:
– Ну, что, соскучилась, милая?.. Слышал, слышал о твоём своеволии – уважаю. Вернулась, значит? Сама?.. Молодец, Ната, правильно поступила. А знаешь, что я решил? А гуляй себе на воле по четыре часа в день! Рада?
Наташа изображала и заботу, и радость, и волнение за него, благодарила и убеждала, что он поправится, а она от него никуда не денется и всё ещё будет хорошо.
Вскоре вошёл врач и сказал: «На сегодня довольно. Вам нельзя волноваться. Посещение закончено, процедуры будем делать».
Когда Наташа вышла, Компостер задержался. Владимир сказал ему: «Наташка на поводке, никуда не денется. Пусть гуляет по четыре – пять часов, если ей хочется. Не следи за ней, она очень наблюдательна, заметит. А то, чего худого сотворит или глупого. Понял меня хорошо?» Компостер кивнул и вышел вслед за Наташей.