Колыбельная

Гордеев подошел к «газели», наклонился и провел указательным пальцем по бамперу. Кивнул: именно в этом автомобиле с крытым кузовом Молния и перевозил своих жертв. Удобная штука; вы согласны со мной, Кошевой? Кошевой не отвечал. Он медленно шагал вдоль стены, обходя мусор, скопившийся на полу. Это место напоминает пресловутый склад речного вокзала, заметил Гордеев, вам так не кажется? Кошевой молчал. В темноте его куртка, казалось, светилась. Гордеев следовал за белым пятном светящейся куртки. Под крышей шуршал обрывками целлофана ветер. Рядом капала вода: кап-кап. И снова: кап-кап. В ушах шумело. Только бы не уснуть, подумал Гордеев. Он споткнулся об арматуру и схватился за холодную стену левой рукой, правой продолжая крепко держать пистолет. Кошевой остановился. Чуть не упал, признался Гордеев. Кошевой снова двинулся вперед. Гордеев следовал за ним, стараясь смотреть под ноги. Вы знаете, Кошевой, сказал он, я был бы рад, если б оказалось, что Молния не вы. Понимаете, мне понравилось, как вы сочувствуете людям, которые сломлены горем. Я завидовал вашему умению; я-то давно разучился сочувствовать. Молчите? Великолепно. Честно говоря, я надеюсь, что вы не убийца. Я вам почти верю. Думаете, я вру? Ни черта подобного. В глубине души я надеялся, что вы станете мне другом… другом,– задумчиво повторил он.– Другом-другом-другом. Боже, что я несу?– Гордеев засмеялся.– Это из-за недостатка алкоголя в крови. Не слушайте меня, Кошевой; этот тоскливый город сожрал меня с потрохами.

Белое пятно сдвинулось вправо. Гордеев моргнул. Кошевой поводил в темноте фонариком: пятно света заметалось, выхватывая из темноты мусорные горы, которые чередовались с бетонными равнинами. Затем луч уперся в металлическую дверь. Кошевой подергал ручку, но дверь не открылась. Тогда он достал из кармана ключ на веревочке и вставил в замочную скважину. Вот бы увидеть его лицо, подумал Гордеев; черт знает, что со мной творится, но если я увижу его лицо, то дело пойдет на лад. Мысль увидеть лицо Кошевого не покидала его. Гордеев сдвинулся вправо, но Кошевой повернулся так, что Гордеев видел только его спину. Он мои мысли, что ли, читает?– с раздражением подумал Гордеев. Кошевой повернул ключ в замке: дверь открылась. Они вошли в пустой коридор: краска на стенах облупилась, потолок прогнил, видны были чердачные перекрытия. Кошевой направил луч в темноту, и Гордеев увидел в конце коридора еще три двери. Здесь холодно, сказал Гордеев, вам так не кажется, Кошевой? Кошевой промолчал, но Гордееву показалось, что он услышал какой-то странный звук, вроде смешка. А может, и не смешок; может, это крысы, подумал Гордеев.

Они вошли в левую дверь, за которой оказалась комната. Под ногами хрустело стекло, потеки на стенах блестели, когда на них попадал свет; они миновали еще одну дверь, потом другую, третью. Гордеев мечтал лечь и уснуть. Он опустил пистолет, покорно следуя за Кошевым. Он не понимал, что тут делает. Ему казалось, что человек, за которым он идет, ведет его к месту ночевки. Где-то здесь должна быть комната с кроватью, подумал он, мне хватит обычной раскладушки, мне не нужен комфорт, всем людям нужен комфорт, а мне нет, мне уже ничего не нужно, только немного сна, черт возьми, если понадобится, я усну прямо на полу, но почему здесь так холодно? Он снова услышал смешок. Проклятые крысы, подумал он, такое чувство, что они следуют за мной, ползут в сыром пространстве между стенами, чтобы внезапно напасть со спины. Здесь наверняка обитают полчища крыс, у них смешные крохотные лапки, они скребут ими по кирпичу, желая свести меня с ума; господи, как же мне хочется спать.

Они миновали еще одну дверь, за ней была лестница, которая вела вниз, в темноту. Гордеев потрогал стену: ледяная. Какое-то время он мог ясно соображать.

–Вы хотите сказать, Кошевой, что человек, к которому мы идем, находится внизу?– спросил он.