Колыбельная белых пираний

– Ты просто боишься быть счастливой, – уверяла она влажно-жарким, банным полушепотом. – Не хочешь даже мысли допустить о такой возможности.

– Ты решила оставить дерматологию и стать психологом? – спросила Вера. – Или просто посмотрела в Интернете душеполезный ролик про обретение счастья?

– Не язви. Ты прекрасно знаешь, что сама виновата в том, что с тобой происходит.

– А что со мной происходит?

– Тебе почему-то кажется, что ты недостойна счастья. Но это не так. Вот скажи, Верочка, зачем ты выходишь замуж за этого Кирилла? Он, конечно, парень хороший, добрый, и у него даже есть свои языковые курсы… Но курсы-то средненькие, откровенно говоря. Да и согласись, что чего-то большего он вряд ли добьется в жизни. Достаточно на него посмотреть один раз, чтобы понять: он какой-то… бесперспективный, что ли.

От выпитого алкоголя и полушепота Марьяны и правда становилось как-то бесперспективно и жарко.

– Ты только не обижайся, – продолжала она. – Но он ведь такой же размазня, как и ты. А в паре кто-нибудь обязательно должен быть стержнем. Ты послушай меня, я ведь желаю тебе счастья. А прежде всего желаю, чтобы ты сама захотела быть счастливой.

Веру вообще довольно часто обвиняли в недостаточно активном желании счастья. Ведь быть счастливым – это священный долг каждого, и отсутствие видимого стремления к счастью оказывалось нарушением естественного закона жизни, чуть ли не злостным бездействием, недобросовестной инертностью, достойной всеобщего порицания. Вере полагалось осознать это в полном объеме. А Марьянин взгляд к тому же был таким липким, таким обволакивающе-томным, практически секреторным, что Вере начало казаться, что еще немного, и ее станут принуждать к счастью физически.

– Ты смотри, Верочка, если передумаешь, свадьбу еще не поздно отменить. А я могу познакомить тебя с кем-нибудь из «ЕвроЭлитМеда».

– Боюсь, такого счастья я не вынесу. И умру от инфаркта.

Марьяну, однако, не смутила возможность Вериной смерти, и она продолжила говорить о перспективных сотрудниках клиники «ЕвроЭлитМед». В какие-то минуты складывалось впечатление, что она хочет как-то логично завершить свою тираду о счастье, но ей это никак не удается. Наконец Вера решила, что единственно возможное логическое завершение разговора – впадение в алкогольную кому. И залпом выпила остатки виски.

– Вот видишь… – горестно вздохнула Марьяна. – Я же говорю. Ты прячешься от счастья в спиртном.

Впрочем, уже спустя несколько месяцев после свадьбы большинство людей из Вериного окружения все-таки приняли Кирилла. В конце концов, его природная, вечно растерянная мягкость растопила даже прагматичный душевный ледок Вериных знакомых. И они смирились с этим не слишком логичным, довольно внезапно заключенным браком.

Не смогла смириться только Алина.

С Алиной Кирилл учился на одном курсе, в одной английско-немецкой группе. Она всегда и во всем помогала ему с безропотным, бескорыстным обожанием. Исправно приносила ему домой конспекты пропущенных им лекций, делала за него домашние задания (когда Кирюше было некогда), искала материал для его курсовых работ в невыносимо душных, зеленовато-пыльных библиотеках, подкладывала ему из своей тарелки лакомые кусочки тушеной курицы в студенческой столовой. А после окончания института помогла ему организовать языковые курсы, став его «правой рукой». Вера подозревала, что на самом-то деле именно Алина с ее хваткой, с ее неизменной хлопотливой энергией, и была главным организатором курсов. При мягкости характера Кирилла это казалось чем-то если не очевидным, то уж во всяком случае логичным. И тем не менее Алина предпочитала оставаться в тени, отдавая пальму первенства Кирюше.

Этого безграничного, беззаветного обожания должно было хватить, по мнению Алины, для ответного чувства. Пусть даже не такого сильного. Но ответного чувства не было. Наоборот, Кирилл отплатил ей самой настоящей черной неблагодарностью. Вместо того чтобы хотя бы неустанно выражать признательность за все ее усилия, он неожиданно женился на не особо приветливой, не слишком привлекательной и почти не знакомой ему ученице курсов. На женщине, которая явно никогда не будет о нем заботиться так же, как заботилась бы она, Алина. Это обстоятельство казалось ей невозможной, невыносимой несправедливостью, бесчестным и необъяснимым предательством. И по чти каждый раз, когда Вера встречалась с ней взглядом, Алина словно наливалась изнутри мутной, глубоко затаенной, густо-красной обидой.

Впрочем, открыто свою обиду она практически никак не выражала. Разве что чуть заметной, скользковатой презрительностью в интонациях и нарочитой холодной сдержанностью. Но ни резкости, ни явного ожесточения никогда себе не позволяла.

Один раз Вера с Кириллом даже вместе пришли к Алине в гости. Примерно через два месяца после свадьбы. Вера идти не хотела, да и не очень понимала смысл неожиданного приглашения. Но Кирилл настаивал:

– Все-таки она моя боевая подруга, моя правая рука. Пойми, мне не хотелось бы портить с ней отношения. Пожалуйста.