Колыбельная белых пираний

Вера подносит телефон к уху и слушает нескончаемо долгие равнодушные гудки.

– Алло, только говори, пожалуйста, быстрее, я очень занята, – звучит наконец колкий, порывистый голос матери.

Ну разумеется. Как всегда.

– Я хотела узнать, правда ли ты недавно виделась с моим отцом.

Голос в трубке на секунду замирает.

– Да, виделась.

– Понятно. И зачем-то дала ему мой электронный адрес, так? Скажи, а к чему все это? Ты решила, что мы станем дружной счастливой семьей, будем гулять вместе по выходным в Заречном парке и обедать самодельной домашней кулебякой? Или станем воскресными завсегдатаями кафе «Фиалка»?

– А почему нет? И что плохого в том, что он хочет с тобой встретиться?

– Господи, да что за бред! Вы, кажется, оба спятили. А он еще к тому же пишет мне непонятные сообщения.

– Что еще за сообщения?

– Дескать, я ему уже ответила согласием, и он ждет нашей встречи. Хотя я и не думала отвечать. Так что передай ему, пожалуйста, чтобы больше меня не беспокоил.

– Послушай, Вера, передай ему сама. Что хочешь. У меня, в отличие от тебя, много дел, и нет времени работать передатчицей.

Мать вешает трубку, и Вера словно с головой погружается в безнадежную вязкую топь.

– Ну что, удалось что-нибудь выяснить? – тревожно спрашивает Кирилл.

– Ты и сам все слышал. У моей матери нет времени что-либо мне объяснять. Она просто бросила трубку, вот и все. Ей вообще сейчас не до меня, у нее на следующей неделе открывается еще один салон красоты.

– Ну… ее можно понять, она все-таки деловая женщина.

Вера машинально кивает и задумчиво смотрит в окно, где косым потоком течет мерцание постепенно оживающих фонарей.

– Может, хоть поешь немного? Ты ведь голодная, – осторожно говорит Кирилл, поднося ей кусок анчоусной пиццы, окончательно потерявшей жизненное тепло.

– Я просто от всего устала. Хочу что-нибудь резко и окончательно поменять в своей жизни.

– Веронька, я готов к переменам, ты же знаешь. Я столько раз предлагал тебе все бросить, переехать в другой город или даже в другую страну. Начать жизнь с чистого листа… Но ты сама никогда не хотела никуда переезжать.

На самом деле Вера когда-то хотела переехать. И гораздо дальше, чем в соседний город. Просто это было очень давно, еще до Кирилла.

Когда умерла Тоня, Вера решила, что не останется в родном городе. Что уедет на другой конец света, затеряется в далеких, спрятанных от благоустроенного мира краях. Будет жить там, где нет нелепых эвфемизмов, где можно не стыдиться собственного тела – бренного и непомерно уязвимого.

Например, среди лесов Амазонки. Рядом с мутной водой, несущей смерть. Будет смотреть в нее спокойно и просто, без страха, без предрассудков. Принимать все как есть, не нуждаясь во мнимых благах «цивилизованного» города. Подальше от Тониной и от своей мамы, которым ничего нельзя рассказать о своем наделенном половыми признаками организме; подальше от районного гинеколога, на прием к которому идти мучительно страшно и позорно; подальше от одноклассников, которые сначала смеялись над протекшей менструальной кровью Олеси Емельяновой, а позже с беспечной легкостью забыли о том, что случилось с Тоней. Вера будет жить в гармонии со смертью, с телесностью, с неизбежностью, таящейся в непроглядной водной толще.

Она даже купила себе книгу «В мутных амазонских водах». В глянцевой темно-зеленой обложке с багровыми буквами и изображением изгибающейся полукругом рыбы пираруку: хищно вытянутая голова, крупная серебристо-оливковая чешуя, наливающаяся ближе к хвосту зловещей пурпурной краснотой.

Книгу предваряла довольно странная, не связанная конкретно с Амазонкой статья о многообразии водного мира в целом, о роли рыб в природе и жизни человека, об их различных «характерах» и «качествах». Рассуждения приправлялись цитатами из «Проповеди рыбам» Антониу Виейры, португальско-бразильского миссионера семнадцатого века. Все цитаты почему-то были на языке оригинала – со сносками и крошечным шрифтом перевода, загнанного в нижнюю часть страниц.

Рассказывала книга о страшных амазонских обитателях. В основном о рыбах, но не только. Например, несколько глав были посвящены гигантской анаконде – жуткому водяному удаву, достигающему порой шести метров в длину (а по сведениям некоторых охотников и натуралистов, и десяти, и даже пятнадцати). Анаконда выползает на берег и замирает – долго и неподвижно лежит, подстерегая свою добычу. Смотрит в пространство неморгающим, совершенно гипнотическим взглядом. Поджидает нужный момент. И когда ни о чем не подозревающая, простодушно желающая жить и ни в чем не повинная жертва наконец появляется поблизости, анаконда бросается к ней молниеносно и жадно. Обвивает ее кольцами своего серовато-зеленого, пятнистого, невообразимо мощного тела, сдавливает (порой до хруста костей), не давая дышать, и заглатывает.

Точно так же карцинома заглотила тетю Лиду: неожиданно, мгновенно и целиком.

Или, например, в книге говорилось о сомике кандиру.