Колыбельная для моей звездочки

Лето закончилось ночью. С вечера последние слабые порывы тёплого воздуха проводили день. И день угас. И ветер утих. Укрыли сумерки дома и леса, и под пологом темноты, при ясном звёздном небе дохнуло звонкой свежестью. Северный ветер, завернув с бесконечных просторов далёкого Океана, чуть тронул землю – и поголубела трава на пригорках. И деревья, что жили долго, сразу догадались: пришла осень. Осень пришла – готовься к карнавалу, лес. А не то пропустишь время, зарядят унылые дожди, ошпарят хрупкие ветви заморозки, и посыплются-посыплются листья в грязь. Какая незадача!

Вода почернела в небольшом лесном озерке. И само то озеро стало вроде чернильницы. К тому же берёзы, словно гусиные перья, остриями воткнутые в невысокий топкий берег, так и просятся в руки. Уважь, макни их в студёную озёрную воду да выводи на здоровье каракули неподалёку от опушки по желтеющей стерне скошенного поля. А запачкается перо – смело вытирай об копёшку сена. Специально как будто их тут раскидали. Славное будет письмо! Только после верни перо на место, чтоб не чесали поутру деревенские и всякие проезжие затылки и языки, встретив в чистом поле на ровном месте одинокую берёзу. Да-а… Однако перевелись куда-то великаны, и теперь никто не знает, как писать берёзами. Да и лешие, и прочие обитатели лесные, наверное, повывелись. Иначе их обязательно сфотографировали бы с какого-нибудь низколетающего спутника, а потом продавали б календари с лешими фотокарточками на всех углах. И недёшево. И в чём мать родила, Лешего. И это особенно обидно, так как родила мать Лешего нагишом. Кому понравится такая скука? Вот они и повывелись. Или перевелись, кто его знает, в недоступные горы Тибета и там за умеренную плату пугают туристов и энтузиастов.

Однако ближе к утру с озера поднялся туман. Вначале он висел большим блином над чёрною водой, но потом разросся-разохотился и накрыл тёплым одеялом берега. Очень хорошо туман помогает от простуды всякой букашке и зверю, не успевшим спрятаться в дупле, норе или щёлочке. Узкой белой чертой туман разрезал пополам деревья, и их кроны беспомощно закачались над землёй. Казалось, только тронь их – и они полетят куда-нибудь. А хоть и на юг. Зиму пережидать. Жалко, ветра не было. Дунуть было некому. Тишина стояла вокруг – живая. Всё же живое, верно?

Туман подождал немного. Деревья не летали. И тогда туман начал потихоньку, медленно подниматься. А из-под этого белого занавеса смотрела вдаль почерневшими сучьями бесполезная пень-шишига и всех пугала глупыми своими очертаниями и неприбранным видом. Налетит в темноте заяц, так она ему непременно лисой представится (нет чтобы кочаном капусты). Волк наткнётся на неё – большим ружьём с оптическим прицелом. Ты споткнёшься – вздрогнешь: медведь! Вот и не ходи ночью в лес. А если очень захочется, то только с мамой!

Вдаль смотрела вредная шишига долгим бессмысленным взглядом. Вдали там мерцал зелёный огонёк. Как звезда почти… или даже звезда зелёная. Шишига смотрела на огонёк и вздыхала беззвучно. Шишига страдала бессонницей. Оттого, наверное, что часто вспоминала молодость. А может, и по другой какой причине. Но только страдала хорошо, молча, не так, как некоторые – разревутся, в доме всех перебудят. Родственники люльку качают до утра, погремушками усердно брякают, температуру взволнованно меряют, а потом сидят в мокрых полотенцах на головах, словно какие-то жители Востока у высохшего колодца посреди Сахары, и пьют, напиться валерьяночки не могут.

Алейкум ас-салям, дорогой!

– Всё! – сказала Юлька. – Терпению моему пришёл конец! Разве так сказки рассказывают? – И качнула зелёный абажур.

Заскользили вдоль стен тени, а придомный комар Остронос и Хитроглаз, ЗЗЗуммер-второй, перепуганно шарахнулся под стол. От греха подальше. ЗЗЗуммер-первый был контужен и потом погиб, под Мышкой или подмышкой, Юлькиной подмышкой, контуженный Юлькой же, находившейся в самом приятном состоянии сна.

– Неправильно, – сказала Юлька.

– Ах ты, вредная Юлька! – сказал я строго. – И это говоришь мне ты?! Именно ты?! Не та какая-нибудь послушная дочь?! Не всякая там отличница?! Не какая-то беззаветно и яростно драящая тарелки и чашки?! Люди!

– А ты яичницу плохо жаришь. Всюду подгорает. Даже не выберешь. И потому всё, что масла мало кладёшь, – сказала Юлька.

– Допустим, масла я кладу мало, потому что я с детства в нужде и экономный. А выбирать следует желтки сверху. Там никогда не пригорает. А остальное – выкидывать с лёгкой душой, – сказал я.

– Лучше тогда и сковородки выкидывать с лёгкой душой, – подумав, сказала Юлька.

ЗЗЗуммер-второй возник из-под стола и взмыл выше солнца-абажура, под самое небо-потолок. И зазвенел задумчиво. Орёл!

А Юлька сразу спросила:

– В каком же это ухе у нас звенит?

Я посмотрел на задумчивого Остроноса. Хитроглаз перемещался к левому Юлькиному уху.

Тогда я срочно сказал:

– В правом конечно!

– Ты подсмотрел, – сказала Юлька.