– Но это совсем не значит, что он – Потрошитель. – Улыбнулась мне, сжала руку. – Очень мило с твоей стороны, но не надо делать из него подозреваемого только потому, что он грубо обошелся со мной.
– Я его комнату навестил прошлой ночью, когда тебя ужином рвало. Никаких признаков жизни. Постель нетронутая.
Она перевернула страницу:
– Ну и что… может быть, у него любовница в городе?
– У него в чемодане лежали женские трусы с бюстгальтером. И еще губная помада с сережками.
Свернул налево, на Кэмберн-Вью-авеню. В промежутках между домами росли деревья, их верхушки тянулись к солнцу, пробивавшемуся сквозь серые с розовым отливом облака.
– Но это совсем не значит, что у него не может быть любовницы.
Я искоса взглянул на нее, она заерзала в кресле:
– Ну и что? Трансвеститам тоже нужна любовь.
Выехал на перекресток Кэмберн-Вью. Посреди улицы стояла пара патрульных машин, между ними раздолбанный фургон криминалистов.
– Думал, ты опять начнешь говорить о расстройстве идентичности, и что он носит маску, и все такое…
Она нахмурилась, а я припарковался рядом со второй патрульной машиной.
– Итак, мы должны признать, что в исправленный психологический профиль будет вписываться совсем другой персонаж. И личность, которую он воспроизводит, самым профессиональным образом совпадает с одержимым властью нарциссистом, который разоблачает себя в письмах… – Ее рука потянулась вверх, к волосам. – Мы на самом деле считаем, что он является реальным подозреваемым?
– Пока думаем над этим.
Потеребила волосы:
– Что известно о его детстве?
– Социальную службу к нему два раза вызывали. Один раз за умышленный поджог, и еще раз – потому что показалось, что родители его бьют. Жена с ним развелась из-за каких-то сексуальных проблем, точно пока не знаю. То, что он носит женскую одежду, может вполне являться причиной.
Она еще сильнее нахмурилась, вокруг глаз образовались морщины.
– Умышленный поджог – это типичный индикатор психологических проблем, и если родители его били… Мы можем взглянуть на отчеты?
Я открыл дверь и вылез наружу:
– Над этим уже работают.
Она сунула бумаги в сумку и пошла вслед за мной к дому, который огораживала бело-голубая лента с надписью «ПОЛИЦИЯ». На подходе нас перехватил прыщавый офицер, которого мы встретили в понедельник. Он вытаращил глаза и встал по стойке «смирно».
– Шеф.
– Вы сегодня без пирожков, констебль Хилл?
Его рука взметнулась вверх и стряхнула невидимые крошки с груди желтого флуоресцентного жилета.
– Простите, сэр. – Облизал губы. Потом бросился поднимать ленту ограждения, чтобы Элис могла нырнуть под нее.
Я кивнул в сторону дома:
– Нашли что-нибудь?
Он наклонился ко мне и снизил голос почти до шепота:
– Брелок для ключей с пластиковым младенчиком. Лежал у самой двери во двор.
Другой констебль заставил нас зарегистрироваться, прежде чем войти в дом.
Внутри дома почти все поверхности были покрыты тонкой пленкой серебристой или черной пыли, на фоне которой выделялись чистые прямоугольники – в тех местах, где с помощью липкой ленты снимались отпечатки пальцев. В замке никто не ковырялся, на дереве не было никаких царапин.
Откуда-то сверху громкие голоса.
–
В гостиной тоже никаких следов взлома, да и на кухне. На сушке стояли чашки с тарелками, тоже покрытые порошком для снятия отпечатков пальцев. Окно выходило в сад размером с почтовую марку, в одном углу кормушка для птиц, в другом – сушка для белья.
Снаружи, прямо перед дверью, ведущей во двор, на коленях стоял один из криминалистов, покрывал черным порошком белую пластиковую дверь. В ушах наушники, кивал головой в такт музыке.
Я постучал ему по плечу – он чуть с лестницы не свалился.
– Ох! Никогда так не делай!
– Брелок где?
Он кивнул на металлический контейнер, стоявший посреди комнаты:
– К замку не подходит. В смысле, в замок входит, но не поворачивается.
– А на входной двери пробовали?
– Тоже не подходит. – Сел на корточки. – Вы с мужем поговорить хотите?
– Какие-то следы борьбы? Взлома?
– Нет, все чисто.
– Не забудьте клумбы цветочные на отпечатки проверить. – Пошел в холл. Остановился. Стал прислушиваться к голосам наверху.
– Она его знала. Спустилась вниз, дверь открыла и пошла с ним. Даже не сопротивлялась.
Элис посмотрела на лестницу:
– Она могла знать доктора Дочерти?
– Он был ее психотерапевтом какое-то время после нападения.
Муж Лоры – как его звали? Кристофер, кажется, – появился на верхней ступеньке лестницы. Обе руки сомкнуты на затылке, как будто парень пытался вдавить голову в грудную клетку.
– Он ничего не сделает с нашим ребенком! Вы просто не представляете, как трудно нам было!