Я зашел внутрь. Дверь в гостиную была открыта. Ее напарник, Маккевит, сидел, сгорбившись, на диване, колени сжаты, одна нога дергалась, как будто отбивала ритм «дет-метал». Из комнаты доносился резкий тошнотный запах. Когда мы проходили мимо, парень поднял глаза:
– Мы в этом не виноваты…
Элис захлопнула входную дверь и поставила капающий зонтик в угол:
– Эш, что происходит?
– Понятия не имею.
Ненова повернула за угол, остановилась напротив дверей в ванную комнату и спальню и, поднеся руку ко рту, стала обкусывать кожу вокруг ногтей.
– Нам просто нужно согласовать наши истории, вот и все. Все будет в порядке. Нам просто…
Я схватил ее за руку:
– Что, черт возьми, здесь произошло?
Она сбросила мою руку:
– Мы… – Взглянула на дверь спальни. – Мы пришли, чтобы обыскать дом, может, найдутся другие видеокассеты с записями, или ноутбук, или фотографии детей. Вчера это нужно было сделать, но наше подразделение сократили, еще три офицера заболели из-за стресса, а потом, в конце дня, нас нагрузили, и вообще мы не виноваты!
Господи ты боже мой.
– Что вы нашли?
Она повернула ручку двери в спальню. Толкнула. В холл вырвался знакомый приторный запах. Как у мяса, которое забыли положить в холодильник.
Ненова показала пальцем на платяной шкаф.
Пол заскрипел под ногами, когда я стал осторожно пробираться мимо кровати к открытому гардеробу. В одной стороне шкафа висели рубашки и куртки, в другой – пара длинных платьев. Обувные коробки на полке. Куча туфель и ботинок на дне. Из нее торчала маленькая бледная рука, восковые пальцы скрючены.
У меня в горле встал комок.
Она кого-то убила. Спрятала тело. И все время, пока мы были в доме, мертвый ребенок находился в этом гребаном гардеробе.
Сука…
Руки сжались в кулаки, суставы заныли.
– Звони криминалистам, пусть всю команду сюда направляют. Улицу перекройте. Ребенка сфотографируйте, обойдите соседей, выясните, может, пропал кто-то, и… Что?
Ненова подошла к прикроватной тумбочке, кивнула. Натянула пару нитриловых перчаток, взяла лежавший на тумбочке мобильный телефон. К нему была привинчена небольшая тренога. Откашлялась.
– Он был направлен на кровать, я его проверила. – Взглянула на платяной шкаф. – Это было до того, как мы нашли… – Она включила телефон, пару раз ткнула пальцем в экран, потом перевернула его и передала мне.
На экране пошел видеоклип.
Вирджиния Каннингем в трусах и бюстгальтере, громадный беременный живот давит на пригвожденное к кровати тельце. Под ней извивается маленький мальчик, лет четырех-пяти, не больше.
Из динамика телефона захрипел ее голос, слегка искаженный, – она пела:
–
Обеими руками схватила мальчика за горло, нависла над ним и сжала руки, надавив всем своим весом.
–
Ладони мальчишки захлопали по ее голым рукам, нога задергалась, а она все продолжала и продолжала давить, перекрывая ему воздух.
Он ударил рукой по ее лицу, она отдернула голову и снова продолжила сжимать руками его горло.
Руки ребенка обмякли и перестали сопротивляться. Потом вытянулись вдоль тела.
Я сглотнул слюну.
– Когда это было? На камере есть временная метка? Нужно узнать, когда пропал ребенок.
Она выпустила из рук горло ребенка, села, довольная ухмылка растянула лицо. Сделала пару судорожных вдохов.
Потом из крошечного динамика донесся едва слышный стук и приглушенный крик:
–
Мой голос.
Это же я по стене врезал. Не надо никакой временной метки, это было снято, когда мы находились в доме.
И были в соседней комнате, ждали, когда она оденется.
Каннингем сползла с кровати, схватила мальчишку за ноги и вытащила из кадра.
Потом какие-то шорохи и стук, она вернулась на экран, увеличилась в размерах, протянув руку к телефону.
У нее за спиной распахнулась дверь. В комнату вошла офицер Бабз.
–
Экран потух, потом на нем появились расположенные плиткой кадры видеороликов.
Элис приложила руку ко рту:
– О нет…
Из меня весь воздух вышел, плечи поникли. Мы были совсем рядом…
Ненова положила мобильный телефон на тумбочку.
Я сел на край кровати, уставившись на платяной шкаф. Из кучи обуви торчала бледная детская рука.
– Мы могли его спасти…
Она прошлась рядом с кроватью, вернулась обратно: