Рядом с телевизором на треноге стояла небольшая видеокамера, из тех, у которых небольшой экранчик сбоку. Она была направлена на ковер из овечьей шерсти, лежавший перед электрическим камином.
Из коридора донеслись звуки смываемой воды, потом что-то хлопнуло, наверное, дверь туалета, потом еще хлопок. Спальня.
Она, наверное, даже руки не вымыла.
Элис стояла у дверей, смотрела через плечо, обнимая себя руками.
– Как ты думаешь, нам следует поговорить с ее социальным работником и проверяющими, она ведь не может…
– Я думаю, им прекрасно известно, что она очень подозрительна.
Подошел к видеокамере, немного поправил экран. Включил.
Экран засветился голубым, загорелся ряд иконок внизу. «Перемотка», «стоп», «запись». Я нажал на «плей», экран заполнился ковром и камином – очевидно, снимали с этого места.
В кадр вошла Каннингем в черном бюстгальтере и трусиках, сквозь бледную кожу просвечивают синие вены на ногах, пупок торчит.
Неуклюже легла на ковер – беременный живот явно ей мешал. Бросила кокетливый взгляд в камеру и начала себя тереть, облизывая губы и стягивая с груди бюстгальтер.
Я врезал по «перемотке» – Каннингем вскочила на ноги и, пятясь, выбежала из кадра.
Откуда-то из гостиной донеслось пение. Голос не самый замечательный, но и не противный.
На экране появился маленький мальчик, белокурый, из одежды только нижняя рубашка. На голых руках и ногах красные рубцы. По виду года четыре или пять. Я нажал на «паузу», он остановился, уставившись голубыми глазами в камеру, слезы на щеках, на верхней губе блестят сопли.
Я еще перемотал. Каннингем вернулась в кадр, совершенно голая, за исключением пары черных кожаных перчаток.
А потом она стала… Не выдержал, вырубил камеру. Отошел в сторону.
– Эш? С тобой все в порядке? Ты весь красный.
Я отвернулся, стал смотреть на закрытые жалюзи.
– Давай ее сюда. Тащи сюда эту гнусную суку.
Гипсокартон завибрировал, когда я врезал по нему кулаком.
– И скажи этой твари, ЧТОБЫ ЗАТКНУЛАСЬ, МАТЬ ЕЕ!
Молчание.
Элис шаркнула маленькими красными кедами и выскочила из комнаты.
Приглушенный разговор в коридоре, потом загрохотал голос Бабз:
Через пару минут Элис вернулась с Каннингем. Бабз прикрывала тылы, заблокировав дверной проем.
Каннингем сменила халат на платье для беременных, темно-синее, в мелкий красный цветочек. Кроссовки. Белый кардиган. Села на диван, сжала руки в кулаки, потом разжала, как будто пытаясь избавиться от судорог.
– Я ничего не сделала.
Я схватил камеру вместе с треногой и сунул ей под нос:
– А ТЕПЕРЬ СКАЖИ ЕЩЕ РАЗ!
Она отпрянула, вжимаясь в диванную обивку:
– Вы ордер мне не предъявили. Это не может считаться уликой. – Улыбнулась. – Я свои права знаю. Мне нужен адвокат.
– О, я знаю, что тебе нужно… – Поставил видеокамеру на телевизор. – Кто это? Соседский мальчик? Готов поспорить, что так и есть. Чудесная доверчивая семья, которая не знает, что ты любишь развлекаться с маленькими мальчиками. И как ты думаешь, что они сделают, когда я покажу им этот фильм? Пригласят тебя на выпивку с легкими закусками?
– Я знаю свои права.
Я улыбнулся ей. Это потребовало кое-каких усилий, но я справился. Успокоился, закрепил улыбку:
– Ты, кажется, спутала нас с офицерами полиции. Нам наплевать на возню с уликами, мы это делать не обязаны. – Наклонился к ней: – Видишь мою подругу у дверей? У нее обрез в багажнике. Уверяю тебя, она очень позабавится, когда отстрелит тебе коленные чашечки.
– Вы что, не полицейские? – Каннингем отвела взгляд от меня, взглянула на Бабз. – Вы не имеете права прикасаться ко мне. Я бере…
– Вообще-то, – Бабз подвигала плечами, сжала-разжала кулаки, – я и не собираюсь патроны тратить. С ломом поработаю. Ломом
– Я вам не верю. – Вздернула подбородок. – Вы пытаетесь меня напугать, но у вас ничего не получится. – Оскалилась. – Беременная я. Хочешь коленную чашечку отстрелить беременной женщине? Не. Не получится. Пошли вон из моего дома.
Элис села на краешек дивана. Сплела пальцы, положив их на колени: