Колыбельная (ЛП)

      Я сажусь на ее кровать, скидываю туфли и смотрю на часы. Пять пятнадцать. Я могу собраться за восемнадцать минут, включая время на укладку, поэтому я откидываюсь назад и закрываю глаза. Я слышу, как моя мать собирается: бутылочки духов позвякивают, постукивают кисточки, маленькие баночки с кремом для лица и геля вокруг глаз передвигаются на трюмо перед ней. Моя мать была гламурной еще задолго до того, как у нее появились на это причины. Она всегда была невысокой и гибкой, полной энергии и склонной к драматизму: она любила надевать много браслетов, которые побрякивали, когда она махала руками, рассекая воздух во время разговора. Даже когда она преподавала в колледже, и большинство ее учеников спало, отработав целый день, она одевалась для класса, делала макияж, наносила духи и надевала светлые шелестящие вещи. Теперь она красила волосы в черный, так как они начали седеть, стриглась коротко, оставляя густую челку.

      С ее длинными струящимися юбками и прической она могла бы сойти за гейшу, если бы не была такой шумной.

       - Реми, дорогая, - внезапно произносит она, и я подскакиваю, понимая, что почти уснула.

       - Можешь помочь с застежкой?

      Я встаю и подхожу к ней, принимаю ожерелье, которое она протягивает.

       - Ты прекрасно выглядишь, - говорю ей. Это правда. Сегодня на ней надето длинное красное платье с ниспадающим ожерельем, сережки с аметистом и большое кольцо с бриллиантом, которое ей подарил Дон. Она пахнет духами ll'AirduTemps, когда я была маленькой, то считала, что это самый великолепный запах в мире. Весь дом пропах им: он повис на шторах и подобно сигаретному дыму, упрямо и навсегда въелся повсюду.

       - Спасибо, милая, - благодарит она, пока я застегиваю ожерелье. Я смотрю на наше отражение в зеркале и поражаюсь, как мало мы похожи друг на друга: я светлая и худая, она темненькая и роскошная. Я и на отца не похожа. У меня мало фотографий со времен его молодости, а на тех, которые я видела, он уже седой, в стиле рок-звезды 60-х, с длинными волосами и бородой. Еще он словно постоянно под кайфом, моя мать никогда этого не отрицала, когда я обращала на это ее внимание. Ох, но у него был такой красивый голос, говорила она теперь, когда он ушел из жизни. Одна песня, и я пропала. Сейчас она поворачивается и берет мои руки в свои.

       - Ох, Реми, - улыбается она, - Ты можешь в это поверить? Мы будем так счастливы.

      Я киваю.

       - В смысле, - она поворачивается вокруг: - Это не похоже на то чувство, когда я первый раз пошла к алтарю.

       - Неа, - соглашаюсь я, приглаживая ее волосы там, где они немного торчат.

       - Но это такое чувство, словно сейчас все по-настоящему. Навсегда. Тебе так не кажется?

      Я знаю, что она хочет от меня услышать, но все еще не решаюсь это произнести. Это похоже на плохое кино, через этот ритуал мы проходили уже дважды, насколько я помню. С этой точки зрения, подружки невесты и я рассматривали церемонию как вечеринку, на которой мы будем стоять в сторонке и обсуждать, кто потолстел или полысел с последней свадьбы моей матери.

       Я не питаю иллюзий насчет любви. Она приходит и уходит, приносит счастье или горе. Людям не суждено быть вместе вечно, хоть так и поется в песнях. Возможно, я оказала бы ей услугу, если бы вытащила все свадебные альбомы, что хранятся у нее под кроватью, и показала фотографии, заставляющие ее выбирать те же вещи, тех же людей, тот же торт/шампанское/тост/движения для первого танца - все это мы будем вновь наблюдать через сорок восемь часов. Возможно, она смогла все забыть, убрав всех мужей и воспоминания с глаз долой и из сердца вон. Но я не смогла.

      Она все еще улыбается мне в зеркале. Иногда я думаю, что если бы она могла читать мои мысли, то это ее бы убило. Или убило бы нас обеих.

       - По-другому, - убеждает она себя. - На этот раз все по-другому.

       - Конечно, мам, - я кладу руки ей на плечи. С того места, где я стою, они кажутся мне маленькими. - Конечно, так и есть.

      Когда я иду в свою комнату, на меня выпрыгивает Крис.

       - Реми! Ты должна это увидеть.

      Я смотрю на часы - пять тридцать - и следую за ним в комнату ящериц.

      Она тесная, и ему постоянно приходится поддерживать в ней жару, что делает пребывание  здесь похожим на длинную поездку в лифте в никуда.

       - Смотри, - он схватил меня за руку и рывком усадил меня вниз, напротив инкубатора. Крышки не было, и внутри стоял контейнер Tupperware, наполненный чем-то, напоминавшим мох. На нем лежало три  маленьких яйца. Одно было разбито, другое всмятку, а у третьего была маленькая дырочка наверху.

       - Смотри, - прошептал Крис и указал на яйцо с дырочкой.

       - Крис, - я снова посмотрела на часы. - Я еще даже в душе не была.

       - Просто подожди, - он снова показал на яйцо: - Это того стоит.

      Мы вместе склонились. Моя голова начала болеть от жары. И затем, когда я уже собиралась вставать, яйцо зашевелилось. Оно немного покачалось, потом кто-то высунулся из дырочки. Крошечная голова, и как только яйцо разломалось, за ней последовало тельце. Оно было скользким и покрытым слизью, и настолько маленьким, что могло бы поместиться на кончике моего пальца.